Правда, мне хочется петь. Раньше я много пела. Почти всё время.
В музыкальном магазине нам сказали, что на электрогитаре играть проще, начинает объяснять мама. Вроде это как-то связано с весом струн. Но если хочешь, мы можем вернуть её и выбрать тебе что-то другое. Всё что захочешь.
Я достаю гитару из коробки, и она ложится мне в руки как давно привычная вещь. Она вся такая красная, блестящая, тонкая совершенно потрясающая. Дэйви тут же тянет к ней лапки и дёргает за одну струну. Струна издаёт глухой ноющий звук, не особенно похожий на музыку.
Но я говорю:
Ты прямо прирождённый гитарист, Дэйви.
Он поднимает на меня ухмыляющуюся мордашку. Может, он и не мастак говорить, зато с чувством юмора у него всё в порядке.
Это ещё не все подарки.
Наталия вручает мне песенник Арианы Гранде с основными аккордами. Мы обе любим Ариану. Изабель протягивает коробочку с медиаторами самых психоделических расцветок. И у каждого приготовлена для меня самодельная открытка. И внезапно я чувствую, что всё это слишком слишком много для одного человека.
Дело не в том, что для меня одной слишком много любви. И не в том, что я какая-то особо чувствительная или, чуть что, ударяюсь в слёзы. Просто к некоторым людям жизнь слишком несправедлива.
Я знала твою историю ещё до того, как с тобой познакомилась.
Однажды, давным-давно, жил на свете ещё один школьник, у которого день рождения выпал на лето. Вот он, этот мальчик, стоит рядом со мной, а я угощаю его мамиными кексиками. Мы с ним ровесники, но у него за плечами было уже столько всего, что в наших краях о нём много говорили. Про его семью, про него самого, про его старшего брата. Я слышала эту историю от ребят в школе, от собственной сестры, и поверьте, рассказ был не из хороших. До сих пор я ещё толком не взглянула на него, а он ни разу не заговорил со мной, но я уже знала, что всё, что о нём говорят, неправда.
Лукас
Эй, Лукас, значит, ты тоже, говорит Джой, шагая следом за мной, когда мистер Картер жестом приглашает нас выйти и встать перед всем классом.
Что я тоже? спрашиваю я, хотя мог бы уже и догадаться, ведь то же самое было и во втором классе.
Родился в августе, поясняет она. Нас таких двое! Видишь?
А, точно. Это она, значит, про наши дни рождения говорит.
А у тебя какого числа? спрашивает она. Я отвечаю, и когда оказывается, что это всего на два дня позже, чем у неё, она добавляет: Странно, правда? Такое совпадение!
Всё это происходило в последний учебный день, потому что наш учитель мистер Картер сказал, что в этот день мы будем поздравлять всех, у кого день рождения летом. Чтобы, выходит, нам досталось такое же угощение и внимание, как и остальным ребятам, у кого день рождения выпадает не на каникулы, а на учебный год. Но когда он назвал июль, никто даже не поднялся. А когда август мы двое поднялись и встали перед классом.
Я, конечно, уже знал, как её зовут: Джой Фонсека. Но хотя мы целый год проучились в одном классе и её семья живёт в квартире в соседнем с нами доме, всё в тех же апартаментах «Дельфиний сад», она впервые сказала мне что-то существенное. По крайней мере, выглядело это так, будто она действительно сама решила заговорить со мной.
«Привет, Лукас, значит, ты тоже Такое совпадение!»
Я помню всё до мелочей какая она была маленькая и худенькая и с каким трудом тащила огромный пластиковый контейнер с домашними пирожными ванильно-шоколадными, с заварным кремом. А у меня в руках была обувная коробка с простым песочным печеньем, которое мы с Джастином испекли сами, потому что я не стал говорить маме, что мой день рождения будут отмечать в школе. Она бы начала суетиться, а это ни к чему.
Странно даже, как сильно эти считаные мгновения отпечатались в моей памяти. Сладкий запах её пирожных, её слова самые обычные, простая вежливость. И звучали они скорее как-то по-взрослому, не похоже на детскую болтовню.
Такое совпадение, а? Мы оба родились в августе, сказала она. Ну или что-то похожее.
Я тогда решил подойти к этому с точки зрения математики. Попытался, вернее.
Ну, шансы не такие маленькие. Двадцать два ученика разделить на двенадцать месяцев. Получается Правда, решить эту задачку я не успел.
Очень верная мысль, Лукас, сказал мистер Картер, похлопывая меня по плечу. Хороший пример для математического подхода.
Но не для меня. И не в тот раз. К счастью, Джой не стала об этом задумываться, а просто рассмеялась, догадавшись, что я пытаюсь сделать.
Но я всё равно сконфузился, не зная, что сказать. Лицу стало горячо, и я не знал, куда девать разом вспотевшие руки.
Любишь математику, Лукас? вроде как спросила Джой, хотя это прозвучало больше как утверждение. Потом она подняла руку, чтобы смахнуть с лица свои густые каштановые волосы, и чуть не уронила ящик с разноцветными пирожными, которые едва не вывалились на пол. Я быстро сунул свою коробку под мышку и подхватил его. Только считать, наверное, надо по-другому? продолжила она, когда мы спасли её ящик. Раз мы оба августовские, то остаётся одиннадцать месяцев, а не двенадцать.
Она робко хихикнула, не слишком уверенная в своей правоте, но мы тогда же поняли, что математика нравится нам обоим, и это тоже отчасти нас объединило. И на всё то лето, и на потом тоже. Математика, ребусы, загадки, «охота за сокровищами» и игры во дворе апартаментов «Дельфиний сад» на клочке чахлой травы с качелями. Даже несколько лет спустя, когда мы на уроках уже почти не пересекались.
Тот день, в классе мистера Картера, как-то соединил нас. Я положил свою коробку, взял её большой пластиковый ящик и носил его за ней вдоль рядов парт, пока она раздавала свои пирожные.
Потом она сказала:
Спасибо, Лукас. Ты очень милый, чуть повысив голос на последних словах, словно задала вопрос или просто удивилась. Как будто ей понадобился целый учебный год, чтобы прийти к такому выводу.
Позже она рассказала мне, какие про нас ходили разговоры про маму, меня и Джастина, потому что мой папа умер, а мама всё время пропадала на работе, и мы с Джастином одни проводили много времени на игровой площадке или гоняя на скейтах по Главной улице. Обычно детей такого возраста родители не оставляют одних. То есть я-то был не один, потому что Джастин за мной присматривал но не совсем всё время и иногда издалека, чтобы общаться со своими друзьями, поэтому я рано перестал чувствовать себя младенцем.
Но это не со зла и не для того, чтобы просто посплетничать, пояснила Джой. Просто многие люди беспокоятся о тебе и твоём брате потому что у вас нет отца, и вообще
А потом, к концу моего третьего класса, мама стала встречаться с Рэндом, и поначалу он казался нам отличным парнем, так что у нас вроде как даже появился отец, и я думал, что люди перестанут наконец обсуждать нас. Но потом, когда он переехал к нам жить, стало ясно, что он крепко пьёт, и разговоров, наверное, стало ещё больше все же знали, а то и своими ушами слышали, как мама с Рэндом скандалят. И хоть он и вёл себя иногда как придурок, но он умел быть и добрым, и весёлым, да и во многом помогал нам, так что, когда мама его выгнала, нам пришлось труднее, чем можно подумать со стороны.
Но ты такой милый и совсем никакой не хулиган, сказала мне Джой в то наше первое лето. Это было уже через несколько недель после окончания занятий, и мы подолгу играли вместе с ней возле качелей.
А если я и то и другое? спросил я, возможно желая показаться круче, чем был на самом деле.
Она пнула в мою сторону камешек.
Тогда ты нравишься мне даже больше, сказала она.
Сейчас я улыбаюсь, вспоминая об этом, пока запираю входную дверь и выхожу на улицу, под яркое солнце.
Когда становишься беднее, в этом есть и кое-что хорошее: тогда переселяешься ближе к городу, на самую окраину. Я пересекаю лужайку, прохожу мимо качелей, выхожу на Главную улицу и неспешно направляюсь в сторону «Пиццы Винсента».