Смеешься? Для половины этих книг я не обладаю нужным культурным и интеллектуальным багажом. Но со временем я, конечно, прочитаю их все.
Уважаю.
Спасибо.
Жаль, что мы вряд ли сможем обсудить что-нибудь философское. Я не читаю в таком объеме и уж точно не столь тяжеловесное. Для философских диспутов одной пролетарской чуйки не хватит.
А ты попробуй. Знаешь, порой вид из окна может тебе больше сказать, чем самая мудрая книга. Я же не дура и понимаю, что у нас с тобой разные виды из окон, и ты видишь окружающую действительность лучше.
За окном мало хорошего.
Беру свои слова назад. Ты видишь хуже. Или у тебя окна очень грязные.
Ты оптимистка? Мы живем посреди тяжелой катастрофы, разве не очевидно?
Как говорят китайцы, любой кризис это возможность. Вот скажи, что ты сделал со своим пионерским галстуком?
Сохранил на память об ушедшей эпохе.
Она ухмыльнулась.
А я свой сожгла. Не потому, что так ненавидела, было что-то хорошее. А потому что надо двигаться дальше. И оставить все это позади.
Ты говоришь пылко и страстно. Как настоящий пионер.
Она не обратила внимание на мою иронию.
Я понимаю, что люди сейчас живут очень трудно и бедно. Но в этой новой жизни смелые и активные обязательно найдут дорогу. Очнись, Максим, мы жили в разваливающейся стране с обанкротившимися идеями, нас приучали быть послушными овцами. Теперь мы начинаем с нуля. И сейчас нужны не овцы, а волки
Волки едят овец, ухмыльнулся я.
Никогда бы не подумал, что буду слышать подобную речь от сверстника. Тем более, от девушки. Тем более, от этой. Я подумал, ей просто не с кем было говорить. Не думаю, что ее друзей интересуют такие вещи. Если у нее вообще есть настоящие друзья. Я решил дать ей выговориться и стараться не перебивать. Она коротко и вполне конкретно излагала свои жизненные взгляды, близкие, конечно, к ницшеанским.
несправедливость, к сожалению, присутствует в природе как основа жизни. Не я придумала, что сильные пожирают слабых. Можно отрицать этот закон и проиграть, или принять, и победить, этим тезисом она закончила свою продолжительную тираду.
Я смотрел на нее и улыбался.
Ну что ты улыбаешься? И молчишь! Скажешь, я в чем-то не права?
Во всем, усмехнулся я. Так говорит моя пролетарская чуйка. Не хочу говорить банальности, но против фактов не попрешь. В сорок пятом овцы, воспитанные «обанкротившимися идеями», раздавили таких вот волков.
Ой, не надо вот этого. Были бы они овцы проиграли бы.
Ладно, не овцы. Но и не волки. Убивать наши предки умели превосходно, но не было в них ни зла, ни жестокости. Они были настоящими людьми.
Пожалуй, подтвердила она.
Диспут был завершен. Наверно, в это мгновение я влюбился.
В школе ты производила другое впечатление.
Какое? Говори честно.
Честно, так честно.
Ну ты была высокомерной стервой.
Так и есть. Девушка и должна быть стервой. Практически сукой.
Я считаю, что ты никому не должна кем-то быть. Другое дело, если ты сама этого хочешь.
Хочу.
Почему?
Она даже смутилась, как будто я спросил ее о чем-то само собой разумеющемся.
Потому что так я могу добиваться желаемого. Потому что это делает меня сильнее, я чувствую себя независимой.
Парням такие нравятся
Не без этого.
до определенного момента.
До какого? игриво улыбнулась она.
Когда захочется взять в жены и завести детей, просто ответил я.
Она звонко рассмеялась.
О, Максим, ты такой наивный. Мне пока еще не встречались парни, которые хотели бы женится и заводить детей.
«И могут больше не встретиться» хотел сказать я, но, к счастью, не сказал, ибо это было слишком жестоко.
Я ответил:
Один мой друг говорил, что желание иметь детей отличный признак настоящей любви. Если любишь девушку, не обязательно хочешь от нее детей. Но если хочешь детей от нее значит, точно любишь.
А я считаю, что любовью называют просто привычку друг к другу. Когда страсть утихает, но хочется остаться вместе по другим причинам потому что комфортно, общие интересы или те же дети, например. А так это химия головного мозга.
Чудесная волшебная химия, перед которой невозможно устоять. Мы все дофаминовые наркоманы. Если хорошенько подумать, все наше мышление это химия, давай сожжем твой философский шкаф хранитель плодов бессмысленных химических реакций.
Подожди.
Она почесала нос об культю. Сделала это машинально, уже по привычке. И продолжила говорить.
Я не говорила, что любовь это плохо и неправильно. Она нужна нам для продолжения рода и чтобы не было одиноко. Просто ее чрезмерно романтизируют и переоценивают, а потом страдают из-за обманутых ожиданий.
Ксюша, а твои родители любят друг друга?
Конечно. Но по-взрослому, серьезно.
То есть любовь это что-то вроде дружбы? Конечно, это родственные чувства, я могу сказать, что люблю своих друзей. Но с девушкой по-другому бабочки в животе и все такое
Мы проговорили с ней часа два. Это была непростая беседа, потому что я старался произвести хорошее впечатление и взвешивал каждое слово. Чересчур осторожно. Но все же это был хороший разговор. Я был рад, что смог немного ее отвлечь, хотя понимал, что она каждый миг прекрасно сознает свое состояние.
Мы говорили как добрые друзья. О философии, истории, любви и свободе Это было очень странно. И здорово. Я увидел, что она изредка бросает взгляд на настенные часы и понял, что мне пора.
Я нахожу, что ты прекрасный собеседник, товарищ бывший пионер Шумейко, но мне пора идти. Огромное тебе спасибо.
За что, Максим?
За этот разговор. За то, что ты меня удивила.
У меня созрел отличный план.
Ксюша, можешь дать мне что-нибудь почитать? То, что тебе нравится.
А я у меня будет повод зайти, чтобы вернуть книгу. Поговорить. Взять еще одну. Поговорить. Повторить. Отличный план.
Дай подумать
Она сощурила глаза, глядя на меня, как будто раздумывая, что бы мне посоветовать.
Возьми из собрания Ремарка вторую справа.
Вторая справа. С этим я разбирался уже на автомате. Выкинув из кулака количество пальцев, соответствующих числу «два», я ткнул ими в книжный ряд и достал нужный том.
Роман назывался «Три товарища».
У каждой девушки, даже настоящей стервы, должна быть своя слабость. Моя слабость это Эрих Мария Ремарк, обожаю его. И мне все равно, что ты об этом думаешь. Он лучший писатель потерянного поколения. А мы с тобой, Максим, тоже потерянное поколение.
Я не читал Ремарка.
Она сердито посмотрела на меня как на безграмотного варвара.
Значит, ты прочитаешь все, что у меня есть! Конечно, если тебе понравится. И давай сделаем так я запрещаю тебе навещать меня, пока ты не прочитаешь эту книгу. Во-первых, нам будет что обсудить, а во-вторых, посмотрим, насколько сильно тебе захочется со мной поговорить. Только чтобы без обмана, я проверю.
У нее была такая игривая улыбка.
На свете не было ничего прекраснее.
***
Я передаю книгу Лизе, она задумчиво листает.
Хорошая? спрашивает она.
Да, мне понравилась. Прочитал за три дня, и не потому, что хотел снова увидеть Ксюшу. Точнее, не только поэтому. Но роман был очень депрессивный действие происходит в межвоенной Германии, такой же примерно кризис, как у нас. Главный герой спивающийся ветеран Первой Мировой, все богатство которого дружба и любовь. Этого достаточно, чтобы жить и даже быть счастливым, только одного из его друзей убивают, а возлюбленная умирает от туберкулеза.
Обсуждали?
Конечно, и не только. Ремарка она прочитала всего, чем-то он ее сильно цеплял. Это противоречило идеям, которые она так страстно излагала. Ремарк был гуманистическим писателем, воспевавшим любовь и благородство, честных людей посреди ужасов войны или нищеты. Даже алкоголики и проститутки у него прописаны по-доброму. Не боялся описывать эту грязь, потому что настоящее зло не в ней.