Какая записка? О чем это ты? В чем ты обвиняешь меня? с вызовом произнесла герцогиня, недоуменно уставившись на сестру.
Записка, которую я нашла вчера в своей спальне. Кроме тебя и Лили никто не мог попасть в мои покои. Служанку я допросила сегодня, пригрозив выслать из дворца, если та соврет мне. Она клятвенно уверяла, что не знает ни о каком письме. Из чего следует заключить, что гнусная проделка твоих рук дело.
Мари, ты не в себе! Пойдем, протянув сестре руку, успокоительно промолвила Адель. Давай обсудим все во дворце. Смотри, дождь уже начал накрапывать. Мы намокнем и простудимся. Дорогая, ты идешь?
Герцогиня де Шатору попятилась назад и, глядя на герцогиню глазами, полными ненависти, зло проговорила:
Убери от меня руки. Не смей трогать меня! Ты сегодня же покинешь Версаль. Иначе иначе тебя упекут в Бастилию, где ты проведешь остаток своих никчемных дней. А я уж постараюсь обеспечить тебе самую грязную и вонючую камеру. Тебя посадят на хлеб и воду. Вместо роскошных платьев ты будешь носить лишь грязные лохмотья, а твоими друзьями станут мерзкие подвальные крысы.
Мари-Анн, ты не в себе и не понимаешь, что говоришь, нахмурилась Аделаида, осознавая, что разговор с сестрой зашел слишком далеко. Ты серьезно больна и тебе немедленно нужно в постель. Я позову кого-нибудь, чтобы они помогли тебе дойти.
Не следует никого звать! Вы все да-да, все желаете моей смерти. Я никому не верю! Это заговор самый настоящий заговор против меня! воскликнула герцогиня де Шатору, согнувшись в три погибели от нового приступа боли.
Увидев, что сестра находится в полуобморочном состоянии, Адель хотела было прийти ей на выручку, но метресса жестом приказала ей остановиться.
Прочь! Отойди от меня! Я сама слышишь? САМА! И не смей идти за мной. Я больше не нуждаюсь в твоей помощи.
Держась за живот, герцогиня де Шатору медленно побрела в сторону дворца. К приступу боли в области горла и живота, затуманившему ее разум, прибавились еще и кашель, сильная жажда и удушье. Ей казалось, что костлявые руки смерти сомкнулись на ее шее и принялись сжимать горло.
«Господи, что со мной происходит? подумала она. Как я в таком состоянии буду принимать Луи? Что правитель подумает? Он такой мнительный! Что ж у меня еще есть время. Мне нужно прилечь и немного поспать, и тогда все образуется. Моя слабость последствие бессонной ночи, не более. Я немного вздремну сейчас, и от плохого самочувствия не останется и следа».
Но чем ближе она подходила к дворцу, тем хуже ей становилось. С трудом взобравшись по ступенькам, Мари-Анн, буквально едва переставляя ноги, подошла к дверям.
Ваше Светлость, вам плохо? задал вопрос вышедший навстречу мажордом. Я могу вам чем-то Ваше Светлость, Ваше Светлость! Кто-нибудь! Помогите!..
Мужчина подхватил упавшую без чувств герцогиню де Шатору.
Чего ты стоишь, болван, набросился дворецкий на стоявшего рядом гвардейца. Беги, зови на помощь!
Сбежавшиеся на крик слуги помогли донести впавшую в беспамятство фаворитку в ее покои. Бледная, как сама смерть, Мари-Анн лежала на кровати, не подавая признаков жизни.
Мсье Легран, она поправится? со слезами на глазах спросила врача Адель. О, пожалуйста, скажите, что с ней все будет хорошо! Умоляю вас!
Мадемуазель, мне хотелось бы утешить вас, заверив, что самое страшное осталось позади, но, боюсь, мне нечем вас обнадежить. Герцогиня де Шатору умирает. Я удивлен тому, что она до сих пор жива.
То есть? вопросительно глядя на доктора, спросил камердинер короля, пришедший в покои фаворитки, узнав о несчастье. Что вы хотите этим сказать?
Только то, господин Марвий, что изумлен тем, что герцогиня еще не предстала перед Создателем, ибо действие мышьяка
Мышьяка, вы сказали? перебила его Аделаида, посерев. Но как такое возможно? Здесь, в Версале? Слыханное ли дело?
Но тем не менее, я совершенно уверен, что мадам де Шатору отравили. По крайней мере, все признаки красноречиво говорят от этом.
Значит она умирает?
Герцогиня Логарэ, упав на колени перед кроватью, залилась горькими слезами.
Нельзя ничего сделать? вопросительно посмотрев на врача, спросил камердинер короля.
Увы, слишком поздно. Мадам осталось жить менее суток, и это оптимистичный прогноз. Передайте королю, что мне очень жаль.
Дайте мне знать, когда сие событие произойдет.
Непременно, мсье.
Слегка кивнув, господин Марвий удалился, оставив доктора, священника и сестру фаворитки наедине с умирающей, сердце которой ближе к полуночи перестало биться.
Ваше Величество, войдя в спальню короля, доложил камердинер, мне сейчас доложили, что герцогиня де Шатору скончалась. Будут ли какие-нибудь указания?
Хм скончалась, заметил Луи, вертя в руках медальон, подаренный теперь уже бывшей возлюбленной. Что ж такова воля Господа нашего. И мы принимаем ее. Распорядитесь, чтобы бренные останки отправили из дворца в имение герцогини, где мадам и найдет последнее пристанище, как можно скорее. Версаль не город мертвых. Мы не желаем больше видеть смерть. Идите!
Едва за слугой закрылась дверь, как Людовик вскочил с кресла, стоявшего подле камина, в котором весело потрескивал огонь, и принялся ходить взад-вперед, размышляя о только что почившей любимой женщине. Затем он остановился напротив очага и, с минуту поглядев на медальон, швырнул его в огонь.
Глава 5. Пророчество
Санкт-Петербург, ноябрь 1745 года
В великолепных покоях императрицы Всероссийской Елизаветы Петровны, привыкшей удаляться в спальню далеко за полночь, послышалось радостное чириканье, доносившееся со всех сторон.
Тише вы, проклятущие, цыкнула на птиц Авдотья Семеновна, камер-юнгфера императрицы. Чего разорались? Матушка только почивать изволила, а они тут как тут. Вот бесы окаянные!
Авдотья, не ругайся на них, остановила ее Елизавета. Они по природе живут, не то, что я. Вот сколько раз зарок давала себе ложиться вовремя, ан нет. Не дает мой задор вести мне праведную жизнь. Так что пущай чирикают. Я люблю засыпать под их щебет.
Как изволишь, матушка, как изволишь, заботливо поправляя одеяло государыни, ответила Авдотья. Спокойной ночи, Господь да защитит тебя от всякой напасти.
Да что-то не спится мне, Авдотьюшка, думы думаю.
Так думы утром думать надобно, а ночь-то не для этого дана.
Верно толкуешь, милая, согласилась с ней императрица, любившая перед сном поговорить с любимицей, да вот только не до сна мне.
А чего не спится? Аль нового соколика приглядела? лукаво посмотрела на нее наперсница, ведавшая обо всех сердечных делах государыни. То-то я смотрю: не пьешь, не ешь.
Да будет тебе, рассмеялась императрица, которую вторую ночь одолевали кошмары. Ежели б в этом было дело, то я бы не теряла время даром.
Тогда в чем?
Да снится мне один и тот же сон уже несколько дней подряд: что витает надо мной черный ворон, смотрит человеческими глазами и молчит. А глаза не добрые, злые. Я гоню его прочь, а он отлетит на небольшое расстояние, а потом опять возвращается и продолжает молчаливый полет. Под ногами выжженная трава, небо заволокло свинцовыми тучами, вдали слышатся раскаты грома. Мне страшно, ибо я стою одна в чистом поле, а значит, ждать помощи-то неоткуда. Внезапно птица камнем летит вниз и падает замертво подле меня От ужаса-то я и просыпаюсь. Вот к чему этот сон? Как считаешь?
Странный сон, матушка, очень странный, озабоченно молвила Авдотья. По поверью, стоит тебе ждать изменений в жизни. Черный ворон, как мне говорила покойная бабка, предупреждает о недуге дорогого друга. А ворон-то один был?
Один, Авдотьюшка, один.
Ну и слава Богу, а коли несколько, то ждать гибель неминучую.
Императрица охнула и перекрестилась.