Пёс покосился на хозяина и вновь уставился в ветровое стекло
Ну, они и заткнулись. После мели хвостом: а можно ему колбасы дать? А почему он не берёт? Потому и не берёт, говорю, что умный. Сами эту дрянь лопайте, а его паёк дороже вашего стоит Твою мать!
Машину так подбросило на ухабе, что я едва не откусила себе язык. Так мне и надо. Нечего сказать, поговорили как мёду напились. Ей-богу, Ардон, наверное, более приятный собеседник.
Чем ближе мы подъезжали, тем больше нарастали тревога и страх. До сих пор моей целью было вырваться живой из сумасшедшего города и добраться к Димке. И только сейчас я задумалась: а что там, в деревне? Жив ли Димка? Или или он тоже стал «семьдесят третьим»? И что тогда? Есть ли обратный путь от «человека прямоходящего» иначе назвать галдящую у реки биомассу язык не поворачивался к человеку разумному?
Что-то подсказывало: этого пути нет, как нет пути от новорожденного обратно к эмбриону.
Сюда поворачиваем?
Да, да
За окном мелькнула бело-синяя табличка «Хомутовка». Сейчас старый мост через безымянную речку, потом еще полкилометра в горку и появятся первые дома.
Смотри, смотри!
Ардон заворчал, а я вцепилась зубами в свой кулак, чтобы не закричать от страха и отчаяния. На берегу речки толклась группа «семьдесят третьих», и кое- кто из них стал задирать головы на шум мотора мы как раз проезжали по мосту.
Что они всё пьют, никак не напьются?
Это корову на водопой два раза в сутки пригоняют. А человеку по жаре надо пить понемногу, но часто, сказала я, надеясь, что голос не дрожит.
Дальше куда?
В центр, я покажу. Первомайская, двенадцать. На другом конце деревни пруд, там вся домашняя птица полощется: утки, гуси. Наверно, и эти тоже все там. Короче, к пруду не показываемся, целее будем. А здесь, наверно, те, кому сюда идти ближе
Как же они воду находят, по запаху, что ли?
Похоже на то.
Деревенская улица выглядела почти как обычно. Только слишком много распахнутых ворот и калиток. Ветер гонял яркий пластиковый пакет. Трупов не было видно.
«Семьдесят третий» попался навстречу за две улицы до Первомайской. Он ничем не отличался от тех, что остались в городе: так же брел неведомо куда, уставясь в пространство. Увидел машину, бросился за ней, метров через сто отстал и сел прямо посреди дороги.
Дыхалки нет ни хрена. Курить надо меньше. И кроссы бегать.
Я промолчала. Сказать всё равно ничего бы не смогла, так сухо было в горле.
«Нива» затормозила у знакомого дома, скрытого за раскидистым тутовником. Я едва не выскочила на ходу
Сидеть! На выход только по команде! Ардон, ищи!
Оглушенная командным рыком, я могла только наблюдать, как из машины выскакивает Ардон и исчезает за воротами.
А ты слушай: пока не скажу, ничего не делаешь, поняла? Зеленки много. Ардон прочешет, тогда пойдём. Илью твоего я предупредил, пока барахло грузили. Он из машины вообще не выходит. Понятно? Передвигаемся перебежками, страхуем друг друга. Если эти, банутые, появляются стреляем в воздух. Если они агрессивные стреляем на поражение, в передних. Усвоила?
Да.
Через несколько минут, растянувшихся в часы, Ардон возник в калитке и потрусил к машине.
Пошла вперед, я за тобой. Патрон дошли. Ардон, к ноге!
Повинуясь Сергею, как робот, я отстраненно подумала, что он правильно выбрал профессию. Мне ни разу не пришло в голову не подчиниться. И дело не только в том, что холодный рассудок говорит: в подобной ситуации Сергей как рыба в воде, в отличие от меня. Его интонации отключали саму возможность неповиновения.
Маленькая веранда, заставленная комнатными цветами, выглядела как обычно. Но в доме все было вверх дном. И никого ни живого, ни мертвого. Только фотографии Андрея в узких рамках под золото смотрели со стены на разгром. Вот он мальчишка с огромным полосатым мячом, вот выпускник в нелепом сейчас модном костюме, вот курсант в новеньком кителе. А вот последняя фотография та, которая на памятнике. Ни на одной он не похож на себя того, настоящего, которого я любила.
Давай сюда!
Я пошла на зов и оказалась в кухне. На столе в луже чая лежали очки и открытая книга. Разбитая чашка валялась под столом. А рядом с опрокинутой табуреткой и сбитым в угол ковриком сидел Ардон и сидел он у открытого люка в погреб.
Ко мне!
Пес повиновался так же мгновенно, как и я. Шерсть у него на загривке стояла дыбом.
Откуда в руке у Сергея взялся фонарик? Он посветил вниз.
Примечания
1
«Эй, парень, ты что, с ума сошёл? Что ты делаешь?» (арм.)