Развернулось сложное и кропотливое действо: эксперты фотографировали, снимали видео, фиксировали отпечатки пальцев, брали пробы, проводили первичный осмотр останков. Ривейро ни на шаг не отходил от судмедэксперта он хотел узнать хотя бы примерный возраст костей. Сержанта не покидало странное, но очень возбуждающее чувство, что эти останки хранят зловещую и давнюю тайну, что меж окаменевшими тряпками прячется какая-то сложная история.
Дневник (1)
На тот случай, если со временем утихнут отголоски прошлого, погаснет его свет и рассеются воспоминания о лицах людей, подаривших нам жизнь, должно сохраниться письменное свидетельство всего, что случилось. Свидетельство того, что продолжает происходить, до меня долетела весть, что на вилле Марина обнаружили маленький скелет. Из моей памяти почти выветрилось, что он покоился там с миром. Но у любой истории есть начало. Я помогу тебе погрузиться в прошлое, чтобы увидеть, как проступила Сущность. Чтобы понять ее, тебе придется отправиться в прошлое вместе со мной.
Ты чувствуешь это? Этот запах селитры и эту беспечную людскую радость? Мы вернулись в лето 1936 года.
Волны нескончаемой чередой накатывают на красивый пляж в северной части Испании, прежде эта территория называлась провинцией Сантандер. Солнце ласкает крупный песок, на котором весело играют дети.
Ракушечный пляж приморского городка Суансес по-матерински тепло принимает семьи. Прячет их от могучих волн Кантабрийского моря в объятиях бухты, окруженной скалами, оберегает от бушующей стихии, атакующей другой, открытый берег, куда более суровый и дикий, прозванный Пляжем безумцев. Макушку выступающего в море полуострова венчает мыс Торко, с которого старый маяк в темноте подмигивает берегу, шлет световые свои поцелуи.
С высоты мыса видно, что Суансес состоит из двух частей. На склоне плато, спускающегося к побережью, небольшой городок, с мэрией, и рыночной площадью, и полицейским участком. Но ниже, за портом, там, где заканчивается протяженный Ракушечный пляж, у речного устья прячутся крошечные, уютные пляжи и бурлит иная, отпускная сезонная жизнь, выплескивается из новеньких отелей и летних домиков, окруживших пристань и рыбацкие лодки.
Суансес Мысленно я могу нарисовать эту землю даже с закрытыми глазами. На севере Кантабрийское море; на юге, вверх по реке, городок Торрелавега; на востоке старинная деревня Миенго; на западе прекрасный Сантильяна-дель-Мар. Кантабрийское море омывает россыпь рыбацких деревушек: Инохедо, Кортигера, Онгайо, Пуэнте Авиос и Тагле. О каждой из них сложено немало легенд.
Вновь обратим свой взор к деткам, что играют на теплом песке, к плавным дюнам, подернутым зелеными брызгами травы, сбегающим на золотой берег.
Ты узнаешь эту девочку по ее движениям, по выражению глаз. Ей почти восемь; она такая тщедушная, такая маленькая, такая хрупкая. У нее длинные и волнистые каштановые волосы. Ее повсюду сопровождают взгляды, словно за ней тянется невидимый шлейф. И не скажешь, что она писаная красавица, но перед этой улыбкой, перед этими глазами не устоять.
Ее зовут Хана. Имя это никогда не забудешь.
Она застенчива. Она играет с братьями и сестрой, сражается с волнами, а блики солнца играют на ее коже. Она грациозна от природы, в ней пока еще спит та красота, которой все будут любоваться, и никто не ведает, что таится в этих больших зеленых глазах.
Это особый день, выходной, подарок их отца. Тот почти час греб к Ракушечному пляжу по реке Сан-Мартин-де-ла-Арена, к которой несут свои воды речки Саха и Бесайя. Через несколько часов им придется вернуться в Инохедо, к тяжкому труду, из которого состоит каждый день крестьянина и рабочего.
Но вдруг происходит что-то странное. Среди людей пробегает волна испуганных возгласов и суетливых движений, и вот пляж пустеет в мгновение ока и теперь будет отсчитывать пустые одинокие часы в ожидании лучших времен.
Дети! Идите сюда! Сейчас же! отчаянно кричит кто-то.
Это Бенигно, отец Ханы, высокий мужчина, худой и жилистый, с темными глазами и орлиным профилем. Дети, мгновение назад безмятежно игравшие в прибое, изумленно смотрят на отца. Еще же рано. Когда зовут обедать, так не кричат, любой дурак догадался бы. Дети испуганно замолкают.
Идите сюда, я сказал! Давид, Клара, Антонио Хана! Ну-ка, вылезайте из воды! Отец торопится к воде, лицо у него бледное, на нем написан страх. Живо, нам нужно домой! Давайте! Сейчас же! Марш одеваться! Он срывается на крик и указывает в сторону расстеленных полотенец, где Кармен, их мать, в спешке собирает вещи.
Это невысокая женщина с темно-русыми волосами, взгляд ее ярко-голубых глаз беспокойно мечется по сторонам, она напоминает перепуганную мышку.
Папа, что случилось? Что мы сделали? спрашивает Давид, старший, выходя на берег. Он напуган.
Ничего. Вы ни при чем. Мы возвращаемся домой и помалкивайте.
Но папа! подает голос Хана. Мы же недавно приехали!
Уходим! Живо. Отец замолкает, хватает Антонио и Хану за руки, взглядом приказывает Давиду и Кларе следовать за ними.
Дети в ужасе смотрят, как все люди вокруг лихорадочно собирают вещи.
Пап, но что?..
В стране переворот. Республика пала. Война. Поняли? Война. Проклятая гражданская война. Гром их разрази, Бога и всех архангелов, бормочет отец, тщетно пытаясь сдержать беспокойство.
То утро 18 июля 1936 года Хана запомнит не из-за игр в ласковых волнах, не из-за терпкого соленого и сияющего солнца, а из-за выражения ужаса и потерянности на лицах родителей, из-за спешного возвращения домой на взятой внаем лодке. В тот день мир погрузился в тревожную настороженность.
Когда я вижу мертвого человека, смерть кажется мне уходом. Труп словно оставленный костюм. Человек ушел, и ему более не нужен тот особенный наряд, что он носил при жизни.
Фернандо Пессоа (18881935)
Клара Мухика, судмедэксперт-антрополог, была в полном восторге от находки в Суансесе. Она вовсе не утратила эмпатию к жертвам любого насилия, но давно научилась отделять работу от чувств.
Обычно ей не удавалось применить на практике свои антропологические знания, так как трупы, с которыми приходилось работать, были свежими, а причины смерти вполне обыденными домашнее насилие, наркотики или уличные разборки. Сейчас же ей предстояло иметь дело с останками явно очень старыми.
Проведя около часа в запущенном поместье, судья Талавера распорядился вывезти останки. Клара, притворившись занятой, уклонилась от расспросов сержанта Ривейро, жаждавшего узнать, сколько лет костям. Она не собиралась из-за спешки дать ошибочную оценку. Клара всегда стремилась к максимальной точности и мнение высказывала, только опираясь на результаты экспертизы.
Сидя в машине, направлявшейся обратно в Сантандер, она мысленно прокручивала, что предпримет, вернувшись в свою лабораторию в Институте судебной медицины Кантабрии. Наконец-то можно пустить в ход знания и опыт, что она получила в прошлом году, когда работала с лучшей в мире, по ее мнению, командой антропологов-криминалистов Аргентинской группой судебной антропологии. Тогда у Клары было ощущение, что за неделю в Буэнос-Айресе она узнала больше, чем за все годы в университете.
Скорее из любознательности, нежели из соображений, что это как-то пригодится ей в работе, в тот месяц, что они с мужем провели по другую сторону Атлантики, Клара сначала посетила семинар в Аргентине, а затем побывала в США, в штате Теннесси, в Центре антропологических исследований, прозванном Фермой трупов.
Мухика, твое молчание обычно означает, что ты что-то замышляешь, сказал судья Талавера.