В этот момент движение на мосту восстановилось и, понукаемые криками сзади, кучера обеих повозок погнали лошадей дальше.
Дипломат махнул рукой, мол, увидимся, и скрылся в глубине кареты. За Фонтанкой Горчаков повернул направо, а Пушкин налево.
Выстрелы, однако, не смолкали, напротив, становились громче. Улицы наполнились людьми в форме. Навстречу, пересекая проспект, прошёл пехотный полк. Няня занервничала:
Свет мой Александр Сергеевич, может, не стоит нам туда ехать? Когда власть меняется, в столице всегда неспокойно. Ох, зря я согласилась с тобой отправиться! причитала она, забыв, что сама напросилась сопровождать Сашу.
Нянина тревога передалась Пушкину. Про Керн он и не думал вовсе. Жаль было только паспорта, о котором уже договорился с Горчаковым, и встречи с Жанно. Но и попасть в полымя было страшно. Если оказаться замешанным в ни много ни мало государственном перевороте, то сошлют гораздо дальше Михайловского. А то ведь и головы можно лишиться!
На набережной Мойки стоял разъезд кавалергардов. Архип придержал лошадей, и, не зная, что делать, обернулся на барина. На лице Пушкина отразилось страдание:
Поворачивай! крикнул он. Едем обратно!
Архип если и удивился, то виду не подал.
В имение? только уточнил он и, получив утвердительный кивок, с гиканьем развернул лошадей.
Собственная трусость повергла Сашу в уныние, всю обратную дорогу он угрюмо молчал. Няня старалась сгладить его тягостное настроение и без умолку рассказывала разные народные истории и сказки. Пушкин слушал, не вникая. Он переживал о друзьях, которые наверняка попали в заваруху, и теперь их ждёт страшная участь. То, что сам он, возможно, избег опасности, Сашу не радовало. Ощущение нависшего над головой меча не покидало его.
Вернувшись в Михайловское, Пушкин, едва переодевшись с дороги, велел топить печи и камин в зале.
Это правильно! одобрила няня. Надо прогреться с дороги не застудились бы.
Но Александр думал не об этом. Пройдя в свою комнату, он выгреб из шкафа все бумаги и письма, хранившиеся в кажущемся беспорядке в действительности, сам автор точно знал, где что лежит. Из большой кучи, образовавшейся на старом ломберном столе, служившим ему письменным, Пушкин выудил дневники, философско-политические заметки о России, немного самых острых стихов, а также часть писем от тех друзей, которые, он был уверен, замешаны в восстании. Стопка бумаг оказалась такой вышины, что падала без поддержки пришлось перехватить её лентой, чтоб донести до зала. Камин уже пылал. Не зажигая свечей, Саша сел на корточки у огня и стал педантично, небольшими порциями скармливать пламени все свои революционные мысли и идеи.
Когда догорели последние листы, он задумался. Казалось бы, избавившись от papiers compromettants, ссыльный поэт обезопасил свои тылы. Но ощущение чего-то недоделанного словно зудело в мозгу как некая заноза. Проворочавшись всю ночь в постели, едва рассвело Пушкин велел закладывать коляску. Удивлённой няне признался, что хочет ехать в Тригорское.
Нынче Прасковья Александровна чувствовала себя изрядно лучше, чем в прошлый Сашин приезд. Посему желанный гость был окружён большим вниманием хозяйки.
Чую я, друг мой, обронила она, придвинувшись поближе, что-то тебя гнетёт. Не узнал ли ты в Пскове она выделила название города, чего-нибудь государственного?
Это вы у нас всегда первая узнаёте новости, уклонился от ответа Пушкин. Кстати, воротился ли Арсений? Быть может, есть письма для меня? попытался сменить он тему.
Прасковья Александровна подняла брови.
Вы почти пророк, милый мой! Писем нет, Анна ещё в Риге, с мужем, она осуждающе взглянула на Сашу. А вот Арсений и впрямь воротился с новостями! Так торопился, что даже лошадей там бросил, ехал на почтовых.
Пушкин выжидающе молчал, боясь выдать свою осведомлённость.
Правда, в то, что он говорит, верится с трудом, продолжала хозяйка. Будто бы Константин пошёл на Николая, а на площади у Сената пушки палят, и моря крови на льду Невы.
Сашино сердце застучало так, что, казалось, услышит Прасковья Александровна.
Чьей крови? глухо спросил он.
Войска вроде бы на площади стояли, и много простого люда, волнуясь, пояснила женщина. Я думаю, Арсений всё перепутал да и сбежал оттуда при первом пушечном выстреле. Помните, вы ещё летом говорили мне, что будет бунт?
Александр почувствовал, что ещё немного и сползёт на пол. Поэтому он вскочил и начал нервно расхаживать по комнате.
Да! вскрикнул он, видя перед внутренним взором Жанно, Кюхлю и всех, кто был ему дорог, в крови. Я знал! Про Константина чушь. Это всё они! Дворяне, офицеры, пояснил он, обернувшись к Прасковье Александровне. Я не остался с ними обессилев окончательно, Пушкин рухнул в кресло.
Прасковья ласково взяла его руки в свои.
Вот и хорошо, что ты здесь, успокаивающе сказала она. Дай Бог, всё образуется.
Немного придя в себя, Саша вспомнил, зачем, собственно, приехал в Тригорское.
Сердечный мой друг, не откажите в любезности, попросил он, приютите у себя мою шкатулку с пистолетами. Время неспокойное, я под наблюдением. Не хотелось бы мне их лишиться из-за излишнего рвения какого-нибудь жандарма.
Прасковья Александровна не выразила удивления и с готовностью согласилась. Не засиживаясь в гостях дольше, Пушкин отдал шкатулку вышедшей проводить его на крыльцо хозяйке и уехал в Михайловское. И вовремя. Воротившись, на дорожке, ведущей к дому, Александр встретил игумена Иону. Тот как раз намеревался взойти на крыльцо.
Пушкин уже почти успокоился все предосторожности исполнены, внешний вид его в порядке даже бакенбарды за неделю отросли и были выровнены сегодня утром. Иона тоже пребывал в спокойном расположении духа новости о восстании ещё не достигли Святогорского монастыря.
Чего же вы, сын мой, не изволили уведомить меня об отбытии в Псков? пожурил игумен Пушкина сразу после аперитива. Придя к обеду, Иона, как обычно, не отказал себе в удовольствии оттрапезничать со своим подопечным.
Да, знаете ли, моя аневризма опять разыгралась! Подумал, что стоит незамедлительно показаться доктору в Пскове, простите великодушно за такой скоропалительный отъезд, решил использовать проверенную легенду Саша. Под предлогом лечения аневризмы полгода назад он уже пытался добиться для себя амнистии и позволения выехать из Михайловского если не в Европу, то хотя бы в Петербург. Почему бы не попробовать опять, с новым царём, мелькнула у него дерзкая мысль.
Сочувствую вам, казалось бы искренне ответил игумен. Но на всё воля Божья, страдания облагораживают человека. Так что впредь, прошу вас, предупреждайте меня о своих визитах к лекарям.
Пушкин охотно обещал, радуясь, что так легко отделался.
Александр безумно переживал за своих друзей. Он написал целую стопку писем общим знакомым с просьбой сообщать ему новости о бунтовщиках, как только станет что-то известно. Повару Осиповых, кажется, была судьба стать почтовым курьером, а не кулинаром.
В Тригорском Саша застал Алексея Вульфа, чему обрадовался, несмотря на общую свою подавленность. Вульф, старший сын Прасковьи Александровны от первого брака, был двадцатилетним студентом-повесой, напоминая Пушкину себя самого на старших курсах Лицея. Алексей изучал в Дерпте экономику и математику непостижимые для Саши дисциплины и приезжал в родительский дом только на каникулы. Вульф тоже был рад видеть Пушкина. Они обнялись как старые друзья.
Привет, студент! Нынче добрался домой целым, не как тем летом?
Да, увы, в этот раз дуэлей не было, может, не сезон? ответил на шутку Алексей.