Пустое все это! обескураженно проговорила Анна.
Харитон бросил ведро на землю, спрыгнул с крыши мимо стоявшей на лестнице жены и побежал помогать тушить хату Демьяна. На ходу крикнул:
Сынок! Помогай мамке, запасайте воду в бочки!
На полпути он запнулся о брошенный кем-то в суете ушат и со всего маху ударился грудью о землю. Вскочил и, корчась от боли, оглянулся на свою хату. Горящие искры поднимались от дома Демьяна Руденко и гасли в ветвях и листьях высоких, разросшихся берез и ветел деревья защищали от огня соломенную крышу Харитоновой хаты.
Вот тятя! Вот молодец! Харитон перекрестился. Царство небесное тебе, родной мой человек.
Демьян в разорванной рубахе, босиком, с опаленными взъерошенными волосами метался из стороны в сторону, безумно озираясь. Около вынесенных на улицу пожитков на земле сидели его жена Надежда и ребятишки. Надежда выла и ревела громче звонящего колокола.
Первым очутился на крыше хаты кузнеца Степан Гнатюк, самый бедный из всего села мужик крепостной пана Миклошевского. Хата Степана давно уже сгорела, он из нее и вынести ничего не успел. Еще не осознав происшедшего, но не растерявшись, он стал усердно помогать односельчанам бороться с пожаром. Ему подавали воду, он заливал разгоравшийся огонь. Потом велел односельчанам выдирать с крыш пучки тлеющей соломы. Десятник Матвей Терещенко с недоумением воспринял приказы крепостного свободным казакам, но ничего не сказал, а молча стал исполнять. Громким голосом Степан понукал и ругал непроворных мужиков и особенно баб, те были еще медлительнее мужиков. Одна штанина у него загорелась, он начал бить по ней ладонью, пытаясь затушить, но только обжег руки, потом просто залил ее водой.
Горящие пучки соломы вырывали баграми с крыш и уносили на улицу. Там Максим Сковпень и Андрей Руденко забрасывали их землей. Прибежавший на помощь Моисей ладонями черпал воду из ведра, заливая дымящиеся пучки.
Добре, хлопцы! похвалил ребят проходивший мимо с батожком Терещенко. Не усидел дома казак, видя такое горе. Вышел вместе со всеми на пожар, чтобы хоть чем-то помочь односельчанам.
Господи помилуй! Господи помилуй! бормотал Федор Сковпень, не переставая креститься.
Огонь сбивали долго. Люди неустанно таскали воду и лили, лили, лили
Ветер ослаб, и большой пожар стал затихать, а вскоре огонь и совсем исчез. Под утро, когда уже стало светать и ветер совсем стих, от пожарища потянуло угарным едким дымом.
Господи! Полымя-то утихомирилось! запричитали бабы.
Кашляя и отплевываясь, люди пошли к реке. Смывали с себя сажу и копоть, пили теплую речную воду.
На берегу рядом с дедом стояла дочка Матвея Терещенко Татьяна. Она валилась с ног от усталости, набегавшись к реке за водой. Ее карие глаза из-под густых бровей пристально следили за Андреем Руденко. Этот парень ей нравился с самого детства. Андрей же, окунувшись с головой в реку, встал и, выходя из воды, повернулся и в упор посмотрел на нее. Она опустила глаза и покраснела.
Амбар и хлев у Демьяна сгорели дотла, а половину хаты отстояли.
Харитон, пока был в горячке и бегал по горящей соломе, сжег подошвы ног. Когда горячка схлынула и он обмылся в реке, оказалось, ступить нельзя.
Моисей здесь же, на берегу, срубил два тальниковых ствола, стесал топором ветки и подал отцу. Харитон, опираясь на них, охал при каждом шаге и ругал себя самыми последними словами за легкомыслие и неосторожность.
На реке говорили о случившейся беде, строили предположения, отчего занялся пожар, откуда прилетела первая искра. Но толкового ответа никто не дал. Один лишь Федор ворчал, показывая обожженный наполовину рукав рубахи:
В сеннике у Степана Гнатюка загорелось и пошло пластать, боже ты мой.
Ну ты только подумай, отвечал ему на это другой голос, поди, вот где греху-то быть!
Ой-ой, на Степку вину свалить хотите? возмутился Степан и перекрестился. Нет греха на мне. Надо с хлопцев спрашивать, кто с огнем баловался. Окромя их, некому больше пожар учинить.
Терещенко, сгорбив плечи, оперся руками на палку и громко сказал:
Это происки ведьмы Луаны, я точно вам говорю.
Да ты, старый, рехнулся, что ли? испуганно взвизгнула Анна. Нашел с кем связаться!
Старый казак молча повернулся и пошел к своей хате, шаркая лаптями по земле.
Демьян стоял понуро возле жены и спасенной от огня утвари. Исподнее на нем было черным-черно. Подошел и встал рядом Андрей. Прасковья сидела на узлах с одеждой возле матери и, понуро опустив голову, туго завязанную платком, молчала.
Что теперь делать?! кричала убитая горем Надежда. Ее красивое лицо было в саже, платок на голове сбился. Жизнь страшная, дом сгорел, хлеб сгорел, до нового еще далеко, чем теперь детей кормить и где жить?!
Пойдемте к нам на постой, громко и твердо произнес Харитон, обращаясь к Демьяну.
Тот равнодушно пожал плечами:
Пошли.
Он подошел к рыдающей жене и попытался утешить:
Перестань голосить. Главное, все живы-здоровы, скотина цела, а остальное хозяйство, дай бог, отстроим заново. Нам с тобой не привыкать к тягости. Вставай, пойдем к Харитону с Анной на постой, пока зовут, а то могут и передумать.
Надежда затихла, вытерла платком лицо, мокрое от слез, поднялась и исподлобья глянула на мужа его лицо морщилось от навалившейся беды.
Это правильно ты сказал. Так раньше хоть хата была, а сейчас ни кола ни двора. Вон, смотри, одно пепелище. Хоть стены и остались, но все разбирать надо и сызнова строить.
Моисей занялся соседскими спасенными животными, Андрей ему помогал: они привели корову и загнали овец в ограду, сюда же определили лошадь. Затем освободили сарай от старых бочек, корзин и прочего хлама, постелили на землю соломы.
Вот здесь и располагайтесь, кивнул Харитон на сарай, опираясь на палки.
Анна принесла мешковину, они с Надеждой набили ее соломой, постелили сверху вместо матраца.
Надежда выпрямила затекшую спину и повернулась к хозяевам:
Спасибо вам, люди добрые, за приют.
Да полно тебе! вздохнула Анна и по-доброму улыбнулась: Живите, сколько нужно будет.
Демьян глянул на Харитона и сквозь слезы улыбнулся:
Чую, долго нам тут жить придется.
Ну, всяко-разно, до морозов надо успеть хату поставить, а харчеваться вместе будем, чай от нас не убудет.
Как твоя-то хата уцелела? удивился Демьян. Видно, господь тебя сберег.
Не только бог меня оберег, но и мой тятя, который посадил березы и ветлы с обеих сторон дома, прикрыв его от тебя и от Сковпня. Столько годков пролетело, а вот и пригодились деревья. Как щит, закрыли дом от огня.
Простая наука, а мой отец ее не усвоил, вот я и поплатился.
На том разговоры закончили, пошли в хату.
Прасковья молча наливала чай из самовара и подавала кружки на стол. Анна поставила тарелку с лепешками.
Моисей сидел за столом вместе со взрослыми и незаметно наблюдал за Прасковьей, ничем не выдавая своего любопытства.
Девушка села за стол напротив него и аккуратно забросила косу за плечо. Взяла лепешку и отхлебнула из чашки.
Их взгляды встретились, Прасковья потупилась, ее щеки вспыхнули огнем. Моисей тоже отвел взгляд, но его сердце обожгло жаром: ему было приятно ее смущение.
4
На следующее утро в село приехал помещик Ханенко. Это был человек почтенной наружности: седой, с густо нависшими над глазами бровями и тщательно расчесанной бородой; руки его были белы и покрыты небольшими веснушками. Облачен он был в синий кафтан со светлой рубахой; на голове новый картуз; сапоги, как всегда, сияли, обильно смазанные дегтем и начищенные до блеска.
Он неторопливо слез с брички, повернулся к кучеру и что-то сказал. Тот, видимо, не сразу понял, о чем его просят, и некоторое время в замешательстве смотрел на хозяина, потом резво соскочил, снял кафтан с помещика и аккуратно положил на облучок.