Сверху вниз смотрю на все живое.
Скоро мать домой загонит, вот и все, что беспокоит.
Остальное наверху только ветром отдает в лицо мне.
Глава вторая: дух слабеет,
страх под кожу залезает и зудит,
Он не дает вдохнуть, а только голову в колени опустить,
Терпеть удары, плакать,
Боль в себе гасить.
Такой душевный синусит.
Глава третья: девочки, друзья, интересы.
С ноги на ногу переминаешься, ждешь встречи.
В уши залетает снег, а в голове весы,
Что оставить, что зарыть в лесу?
И первой в этом списке была ты.
Глава четвертая: горизонт уже потерян.
В цепи домов не видно мне ни звезд, ни птиц,
И едкий сигаретный дым сменил восторг на вой.
Где-то в этих серых окнах мой герой
к виску приставил пистолет и сидит.
В главе пятой: могли бы бушевать страсть и любовь,
Но это только если б это было сказкой, а на деле -
Вот вам компромисс простой энтузиазм прокис.
В угоду всем канонам наш герой при теле, но немой.
В главе шестой: увы, хорошего не жди.
Он насекомым стал, он потерял свое я.
Вместо него историю расскажет кто-то другой.
В его мире вместо леса только грязь и пни.
В седьмой главе без суеты, разговоры где-то внутри.
Они молитвой через лоб, морщинами лезут наружу.
В восьмой главе озноб, последние тухнут огни.
В глубине груди сердце тоскою задушено.
В девятой главе всё.
Крестики: Part 1
Видишь мой бог
В проемах дверных и подвалах
Валяется пьяный?
Последним погасшим окном
И каплей на дне стакана.
Видишь бог,
Устал одинокое утро встречать
лёжа в яме,
А снег потихоньку пойдет
На ладони забытые и не растает.
Видишь бог
В проемах дверных вышивает крестиком буквы,
Такое признание в любви,
Вероятно, мой бог не дееспособен.
Видишь бог мой уже
Присыпан холодной землей,
Полумертв, как цветок в гараже.
Мечтает о встрече с тобой.
Видишь мой бог,
В проемах дверных и подвалах
Ищет занятие.
Смотрит, как окна тлеют,
Родятся звездой, а цветочками вяло
Закроют глаза
И на улицах станет прохладно и ветрено.
Где-нибудь,
Мы стали бы частью великих историй,
А здесь превращаемся в пепел.
Не дай мне погаснуть,
я грею мое божество
В объятиях страстных.
Я сожму все пространство и выдавлю
Лишнее резко и сразу.
Я люблю, и любовь свою сделаю
Частью глазницы ресницы и века.
Мне хотелось бы стать тобой,
А раз нет, рви чеку, и сочтемся на этом.
Магазин игрушек
Из окна своей комнаты вижу
Магазин игрушек.
Несбывшихся детских надежд
Фантомные боли,
надраны уши.
Рытвинами
По коже скользят, как ножи.
Усталыми пальцами веки держу.
Я в углу
Стоял за проступки теперь по желанию тут.
Давлю на глаза чтобы жить,
Холодное пиво пить.
***
Мое место с краю,
Моя остановка пустая.
В грязи мои кеды,
Мне видно кусочек рая,
На самом же деле кусочек неба.
Такого холодного,
Что не вдохнуть, не взлететь
И выпасть в окно,
С улыбкой порхая вниз,
С отражением в луже попутав его.
Мое место с краю,
Моя остановка первая,
Здесь я играю.
Мне виден кусочек рая,
Но это лишь юбка стервы.
***
Слово уже не оружие,
Оружие это молчание.
И темень, что прячется где-то
В лабиринте углов,
Под колесами поезда,
Под старой немой кроватью.
В молчании между мной и матерью
В жестокой охоте сов.
Слово уже не оружие,
Мое вдохновение не разделит
Никто,
И за ним приходит молчание
Мычание, рычание и прочая дичь,
Уже не имеет значения.
Лишь многозначная пауза между
Двумя электронными сообщениями.
Между тобой и мной,
Последний навеки остался немой.
Мальчиш-Кибальчиш
Очередной удар под дых, и вот я в своей комнате.
Тяжелый трагический стих безуспешно пытаюсь вспомнить,
Кажется, там были малышки медовары,
И, кажется, их всех убили из принципа.
Какие-то протофашисты из древней Ирландии,
Несущие вредные бредни о своем превосходстве.
Чувствую, как мне вырывают с корнем ногти и пальцы
Я Мальчиш-Кибальчиш, потом водят ножом по сердцу.
Пиши, говорят, свои последние строчки,
А потом отрезают язык и кормят им пса.
Я барахтаюсь в постели, как серьга стриптизёрши в мочке
Ищу на полу одеяло и неуклюже, пытаюсь дотянуться до будильника,
Нахожу, что угодно носки, трусы и паспорт,
Но только не будильник.
Несусь, как сайгак, а коммунальщики чистят снег,
Только пешком все равно ходить негде.
И некуда позвать тебя гулять после работы.
Каждый поворот напоминает минувшие дни.
Один из миллиона дней в этом маленьком скромном городе.
Они режут мне голову, будто гильотина.
Сломанная шея, разбитый нос и кровь везде,
И в этот момент приходят внебрачные образы;
В них я воспеваю тебя в храме святой Софии,