Крепкий сосуд.
Хрупкий сосуд.
Луна вернётся, голоса спорили, перебивают друг друга.
Вместе с Чужаком!
Вой, крик; заинтересованность сменилась враждебностью, волна духов откатилась, и Нура почуяла кожей прохладный воздух и колебания земли.
Гул нарастал.
Девять, десять, одиннадцать
Больше ничего она от них не получит. Ничего, что сумеет понять, но разум запомнил сказанные слова, повторяя их снова и снова, пока Нура бежала вперёд.
Двенадцать!
Она перепрыгнула на противоположный берег и огляделась. Ковёр из тины колыхался, голоса умолкли, безумный шёпот перешёл в тихий плеск.
Она справилась. Перешла через реку. Сердце танцевало в груди от осознания, что, если духи не соврали а они не могут, есть на свете человек, чьё сердце бьётся так же.
На что будет похож ритуал у те-макуту теперь? Ведь если ей не нужна вторая душа, отпустит ли её ведьма? И эта дрожь Лёгкие ноги несли Нуру через лес, она подныривала под ветки и прислушивалась, впитывая тишину. Остров под ней просыпался. Земля дышала неглубоко, редкими толчками.
Нура понимала, что происходит что-то страшное. Сатофи говорил, что остров не зря назван в честь праогня: когда здесь родился бог чистого пламени АхиКоре. Но после того как боги ушли из мира, огненная гора затихла.
Она зачем-то продолжала считать шаги, едва поспевая за ногами. Дошла до дюжины и заново. Тропа вилась между деревьев, туман обнимал подножия стволов.
Глубже, глубже в лес Она боялась не успеть. Боялась непоправимого.
Нура почти залетела в круг, очерченный на земле. Горели огни. Пахнуло водорослями и горьким корнем тагавы. Горячими углями.
Те-макуту подняла слепые глаза: её веки были сшиты нитями, а волосы заплетены в сотню кос. Она сидела на голой земле, скрестив ноги и держа перед лицом наполненную до краёв чашу.
Ты опоздала.
Прости, мудрая, Нура хватала ртом воздух.
Занятно было вести беседу с гостями из реин-ги? Уголок сморщенных губ скривился; жёлтые пеньки зубов оказались гнилы и сточены. Много узнала?
Я
Сядь, велела старуха.
Нура опустилась напротив. Пламя в крошечном костерке между ними вспыхнуло, на миг заслоняя ведьму, и следом опало.
Чего ты боишься?
Вопрос застиг Нуру врасплох. Она сглотнула вязкую слюну и достала из волос костяной гребень дар за предсказание, о котором едва не забыла.
Дрожи земли. Что огненная гора проснётся и я не вернусь к Плавучему Дому.
И что тогда случится? Низкий голос казался бесстрастным, но Нура, слышавшая много баек о Хранительнице Очага, с облегчением подумала: она всего лишь человек. Бесконечно старая женщина, по счастливому велению богов обретшая способность видеть судьбы. Она наверняка устала.
Я останусь одна. И, может, погибну
Значит, смерти?
Нет, она медленно покачала головой. Того, что одна.
Старуха издала странный звук: не то вздох, не то смешок одобрения. Её чёрные сморщенные руки разложили на земле три предмета: острую иглу, бутон белой лилии и алую жемчужину, что ловила отблески огня блестящим круглым боком.
Выбирай.
Она. Нура, не раздумывая, указала на бусину. Священные ту-нор «капли жизни» по легенде могут связывать судьбы. Всё предрешено. У неё и выбора, по сути, нет.
Те-макуту отвернулась. А как же испытание?
Я могу спросить?
Один раз. Подумай хорошенько, ка-риф.
Она вздрогнула. «Скованная смертью». Мысли путались: подземный храм, ржавые цепи, сосуды, чужак Всё, о чём говорили духи, лишено смысла. Но спросить можно только об одном.
Кому принадлежит чёрное сердце?
По земле пробежала судорога.
Чуждому богу, сказала ведьма, прежде чем погасли огни. Поляна погрузилась в сумрак и зыбкую марь.
Нура накрыла жемчужину ладонью и стиснула пальцы.
Остров под ними раскололся, и столп дыма взвился в небо. А дальше остров Первого Огня ушёл под воду.
Она просыпается от нахлынувшей дурноты с часто бьющимся сердцем. Садится рывком, опуская пятки на холодный пол, и только тогда осознаёт, где находится. На берегу. В Крепости. За окнами ночь, но, судя по синеватой дымке, рассвет уже близко.
Нура с трудом сглатывает. Опускает руку на грудь, стремясь выровнять дыхание. В горле пересохло, и собственный язык кажется распухшим и колючим морским ежом.
Пережить кошмар неважно, наяву или во сне врагу не пожелаешь. Какая-то часть неё по-прежнему тонет, погружаясь в ядовитую толщу видений. Там, на глубине, сияют звёзды
Встав на ноги, она покачивается; находит ладонью дверной косяк. Братья спят в соседних комнатах. Ей не хочется их тревожить. На ощупь Нура спускается на первый этаж и проходит в кухню, даёт глазам время, чтобы привыкли к темноте, прежде чем искать воду. Желудок сдавливает морским узлом. Ей стоило поесть: последним завтраком Нуры стали три земляных ореха в день перед испытанием, но об этом она подумает утром.
Стеклянная кружка тонко звякает, чуть не выскальзывая из руки. Нура замирает, сжимая пальцы, и прислушиваясь: нет, не разбудила. Всё тихо.
Вода оказывается кисловатой на вкус, будто в неё добавили риману сок тропического фрукта, которым целители та-мери снимали головную боль и лечили от внутренних паразитов. Главное в ней не чувствуется привкуса соли; всё остальное Нура готова простить.
Ты чего не спишь, Веснушка?
Карп стоит на пороге, спросонья протирая лицо ладонью. Светлое пятно на фоне черноты помятое, в наспех натянутой рубахе.
Прости, что разбудила. Шёпот Нуры звучит едва слышно.
Да я сам поднялся. Зов природы как трубный глас Ты тут ни при чём. Не пей эту гадость! В два шага оказавшись рядом, он отнимает кружку. Говорил же Сом: если захочешь чего буди.
А что это?
Бражка. Ну, настойка. Погоди, я сейчас Он отворачивается, хлопая дверцей. Нура вздрагивает, боясь, что, разбуженные шумом, все братья окажутся здесь, но нет, следом за Карпом никто не выходит, а он зажигает фитилёк лампы и протягивает ей стакан тот самый, что и Горчак накануне. На вот. Из колодца.
На сей раз Нура пьёт залпом прохладную чистую воду, которая кажется вкуснее всего на свете.
Можно ещё?
Не переборщи, а то булькать начнёт, явно со знанием дела предостерегает Карп. Ты голодная, да?
Да, отвечает честно.
Так Он чешет в затылке. Не сочти меня невеждой, но как вы чем у себя в племени питаетесь?
Она улыбается.
Что? Я не в обиду! Это искренний и незамутнённый интерес.
Ты всегда так говоришь?
Складно и выразительно? Речь она ведь как поток, зачем сдерживать, коли льётся? Это один из немногих талантов, которыми матушка-жизнь наградила. Карп пожимает плечами. На дев, опять же, производит впечатление. Особенно стихи. У вас есть поэты?
Кайкоро. Сказители. Мы не записываем своих песен только запоминаем и поём друг другу.
Кайкоро, он шевелит губами, повторяя. Красивый язык. Твёрдый и певучий. Научишь меня? За сладкие галеты, Карп прикладывает палец к губам, наклоняясь ближе. У Ёршика есть нычка. Думает, о ней никто не знает.
Но
Никаких «но». Знаешь, как у нас говорят? Голодного песнями не кормят. А мы на тебя набросились сразу, что да как Не подумали о главном, сами-то привыкли.
Не есть?
Ну как Один раз в день сойдёт. Раньше бывало, что и пиры закатывали с хорошей выручки, после праздников и городских гуляний, а сейчас одно слово мрак. Живот втянул и на боковую.
Нура вглядывается в его лицо; тени от зажжённого огонька пляшут на коже.
Вы гроба грабители? выговаривает с трудом. Я просто пытаюсь понять.
Широкая улыбка Карпа исчезает.
Забудь это слово. Грабят лангусты, которые подчиняются Отшельнику; торгуют информацией удильщики, контрабанду перевозят угри, прислужники Мурены. Если хочешь, обратись к Сому, он изложит всю систему. Мы сами по себе. Без «крыши» и процентов. Хотя для тебя это пустые слова, верно?
Она кивает.
Тогда поверь: мы не злодеи. Берём что плохо лежит, но только у тех, кто ну, знаешь, не умрёт без последней галеты. Есть горожане, не считающие холы и не знающие, что творится за пределом Внешнего круга