Собирайся. Мы выходим через десять минут, Хельга глянула на наручные часы. Дорогие сразу видно, что дизайнерские. Тонкий кожаный ремешок, аккуратный циферблат, обложенный камнями.
Я никуда не пойду, пока ты мне не объяснишь, кто ты нахрен такая и зачем приперлась, от вчерашней слабости уже не осталось и следа. Лора снова озлобленно смотрела, как маленький зверек.
Ну что за дети пошли, вздохнула Хельга. Я уже назвала свое имя. Мы с тобой зайдем в пару магазинов, чтобы твой быт стал немного приятнее. Белоухий не может носиться с тобой двадцать четыре на семь, у него и своих дел полно. Как и Швец не станет для тебя мальчиком на побегушках.
У меня нет денег, уже спокойнее ответила Райт, продолжая разглядывать незнакомку.
Хельгу все-таки можно было бы назвать красивой. Ее точеный, острый профиль идеально бы вписался для лепки с натуры или академической живописи. Тонкие очки в закругленной оправе сжимали кончик носа, делая его еще острее. Нюдовая розовая помада почти не отличалась от естественного цвета губ, и макияж нельзя было назвать броским ровно столько, сколько необходимо для работы. Интересно, кем же она все-таки работает? Одета как офисный планктон юбка-карандаш и непрозрачная белая блузка.
Собирайся. Я заплачу, а ты кое-что для меня сделаешь. Я видела, что ты учишься и оценки у тебя лучше, чем репутация. Напишешь пару работ и мы в расчете. Теперь ты можешь поторопиться? Хельга поджала губы, сверля Лору взглядом.
Не оставалось ничего, кроме как сдаться. Вчерашний комплект одежды уже лежал выстиранный и выглаженный на одном из кухонных стульев. Лора схватила свою стопку и скрылась в коридоре.
Ну и зачем? Хельга усмехнулась и закурила. Пачка, лежащая на столе, уже опустела наполовину. Стеклянная пепельница дымилась от окурков.
Как вы достали вопросами, усмехнулся Белоухий. Не веришь, что я способен на добрые дела? Я не собираюсь вплетать ее в структуру.
Она будущий адвокат, судья или полицай. В структуре она была бы полезнее.
Она капризная, злая и дикая, Швец поерзал на стуле, поворачиваясь к Хел. Я просто пожалел ее. Викки была такая же.
Викки выбрал не ты, а батюшка. Его решения не обсуждаются, а твои вполне. Как и твои, собственно, Хельга посмотрела в глаза Белоухому. Мужчина не стал отводить взгляд, принимая вызов.
Ты не видишь, в каком она состоянии? Все, что нам удалось найти за ночь. Ее мать рвет и мечет.
Неприметная папка для бумаг, лежащая в углу стола, с легкой подачи Белоухого сдвинулась в центр. Хельга молча взяла документ в руки и пролистала, не задерживаясь на чем-то конкретном.
Женщина помолчала несколько секунд, а затем снова посмотрела на ковбоя.
Так вот зачем тебе я.
Из нас всех только ты была психиатром в прошлом, рассмеялся он.
Найдите мне как можно больше информации. Этого недостаточно. Я хочу знать все обращения ко врачу, травмы, привлечения, характеристики И как можно скорее.
Я знал, что ты согласишься, улыбнулся Белоухий.
Я готова! разговор прервала одетая Лора.
Мальчики, мы пойдем, Хельга послала воздушный поцелуй, прежде чем уйти вместе с новой подопечной.
Глава 5
Это было паршивое утро. Гротхенская погода будто совершенно забыла о том, что по календарю весна, и внезапно похолодало настолько, что без пальто высунуться дальше дома стало невозможным. Серое, тошнотворно обесцвеченное небо угрожало черными тучами и надвигающейся грозой. Молодые деревья теряли почки, из которых могли прорасти густые кроны. Ветер разносил мусор, приподнимая прозрачные пластиковые пакеты в воздух.
Джек Грей молча вздыхал, потирая переносицу. За окном шумела дорога у Карноби-стрит, скрывая редких прохожих потоком машин. Мимо участка в такое время могли проходить разве что служащие соседних зданий-высоток, построенных не так давно «Уордсон и Ко». Джек всей душой ненавидел корпорацию и того, кто за ней стоит паршивца Августа-младшего, когда-то сместившего с «трона» собственного отца. Но дела, которые пытался заводить Грей, раз за разом разваливались и закрывались, а вышестоящее начальство уже объяснило офицеру, что если он попробует снова сунуться, то его отправят на пенсию в краткие сроки.
Джек, конечно, давно постарел. Обычно офицеры имели право уходить рано лет в тридцать, максимум в тридцать пять. Он же просиживал собственное кресло до сорока шести. И если для клерка или преподавателя этот возраст еще ничего не значил, то для полицейского он мог бы считаться глубокой старостью.
Волосы Джека давно покрылись сединой, не оставив и намека на прежний благородный блонд. Морщины, подпирая уголки глаз, каждый раз говорили из зеркала: «Тебе пора уходить». Усталый, замученный взгляд рассказывал о работе больше, чем косноязычный мужчина. Потертый пистолет, переживший уже не одно поколение напарников, служил верой и правдой, и был таким же пенсионером, как сам Джек.
Единственная радость Грея сидела напротив него и уплетала вишневые пирожки. Лори, названная в честь своей покойной матери, была слишком избалована Джеком. Он не думал о каких-то запретах или контроле, надеясь, что девочка сама сможет выбирать для себя лучшее. Возможно, поэтому она набирала вес, не отказывая себе ни в чем. Возможно, причина была в другом. Но Джек видел полноту дочки и не считал ее чем-то предрассудительным. Главное что Лори сыта и довольна.
Ты мне не расскажешь, кто испортил твою блузку?
Пап, ну я же говорила, что просто облилась! Лори капризно поджала губы. На учебе у меня все хорошо. Я дружу с парнем, который меня защищает ото всех.
Действительно? Джек улыбнулся. Я не заметил, как ты подросла.
Я всегда буду малышкой Лори! девушка рассмеялась и потянулась к очередному пирожку.
А что насчет Лорейн Джерри Райт? Говорят, у вас был конфликт в столовой.
Папа! Я же просила не следить за мной! Я просто споткнулась, а мой друг налетел на бедную Лору! Ее нужно пожалеть! Лори лгала так по-детски и непосредственно, что Джек предпочел поверить в этот раз.
Ты же знаешь, что можешь всегда обратиться ко мне за помощью?
Ну, пап! Прекрати! И вообще, мне уже пора! толстушка так задорно хихикнула, что из соседнего кабинета послышался неодобрительный цокот. Я принесу тебе обед, дождись!
Да, конечно, Джек улыбнулся.
Как только силуэт дочери исчез за грязными окнами участка, мужчина достал папку, наполненную бумагами и фотографиями. Северный район опять отличился и, услышав, что одна из жертв была найдена в промышленной части, дело почти моментально оказалось на Карноби-стрит.
Первая девушка являлась жертвоприношением. Потухшее кострище, заботливо сложенное из сухих деревьев и трав, как мягкая постель хранило кусочки, что раньше представляли из себя цельный организм. Распухшая, посиневшая голова начинала конструкцию в местах, где должны были быть глазницы, торчали букеты из алых цветков. Неизвестный не удосужился высвободить шею отрезал явно чем-то тупым, рана хоть и загноилась напоследок, но оставалась рваной и грубой, и куски кожи едва-едва прикрывали мясо и запекшуюся кровь. Руки, сложенные в молитвенный жест, держались связанные колючей проволокой. Ноги, отделенные от туловища, лежали рядом. Самым странным Джек счел ступни несмотря на разложение, сохранились следы ожогов и черной сажи угля.
Когда офицер смотрел на фото, он огорчался, что не выезжал на место тело доставили в лабораторию уже с другого участка, и место преступления испортили шагами, запахами и движениями.
Но эта девушка все еще не установленная, оставалась первой. Вторая попалась журналистам вечером о ней трубили по всем каналам, а полосы газет пестрили пугающими заголовками. Жители Гротхена любили грязные истории и продажи «Гротхенского вестника» взлетели до небес. Как эти стервятники еще не налетели на участок оставалось загадкой. Возможно, до них еще не дошло, что дело в руках Карноби-стрит.