За ужином (главная трапеза дня) за стол здесь садятся все вместе. Мое место рядом с детьми, и это очень кстати. Сегодня на меня снизошел приступ вдохновения видимо, напряжение в семье подействовало и на меня.
Правила насчет ужина тут довольно суровы. Любопытно, что во всех знакомых мне семьях перед усадкой за стол начинается всеобщая суета: дети снуют по кухне, помогая взрослым накрыть на стол, подают и раскладывают блюда. Семья Юфрозины в первый же день поразила меня тем, как чинно и тихо сидят дети, пока перед ними не поставят тарелки. Я удивился большие, вроде, дети, а ждут как малыши. Как только Пири кричит из кухни «все готово», все стараются как можно скорее закончить свои дела и оказаться за столом, производя как можно меньше шума и толкотни. Сегодня Лютик замешкался, убирая со стола свои книжки и тетрадки одна тетрадь соскользнула на пол, потом, наклонившись за ней, он уронил и книги, и, только он разогнулся, откуда-то из страниц, словно издеваясь, вывалилось и покатилось под стол перо пришлось ему лезть за ним. Только он присел на свое место, как Иве срочно понадобилось встать, чтобы получше вытереть руки и тут в дверях показалась Пири со сковородой.
Сели! рявкнула Юфрозина.
Это был железный, лязгающий, как стук засова, окрик. Даже я замер на месте. Но было в нем, Марит, и что-то еще Юфрозина сидела прямо напротив меня, и я мог бы поручиться, что на ее лице я видел страх. Ужас. Как будто сидеть во время ужина было жизненно важно. Как будто с тем, кто ослушается, может случиться что-то плохое.
Дети, и так тихие, сидели как мышки. В тишине Пири положила каждому на тарелку жареную рыбу и куски репы. Ужин начался в гробовом молчании, носик Ивы покраснел и поник над тарелкой, Лютик сидел как пришибленный, да и все остальные выглядели не лучше. Я поддел вилкой рыбью кожу и тихонько толкнул Иву под столом ногой.
Итак, вполголоса сказал я, оттянув кожу вбок, приступим, братие. Перед нами пациент. Что сказать, случай сложный. Сестра Ива, прошу вас, скажите, что вы видите.
Не знаю, Марит, что это было. В меня словно бес вселился. Прозрачно-голубые глаза девочки с удивлением обратились ко мне, и она робко прошептала:
Рыбу!
Н-да, вздохнул я. Вы совершенно правы. Мы должны сделать все, что от нас зависит. Держите вилку, сестра будем оперировать.
Краем глаза я видел, как Лютик искоса смотрит на нас. Если бы у него были большие острые уши, они были бы в этот миг в ужасе прижаты к голове но смотрел он не отрываясь.
Брат Лютик, сказал я. Где ваш ланцет?
Что? пискнула Ива.
Это такой нож, сказал Лютик.
Юфрозина хранила непроницаемое молчание, а брови старой Пири поднялись вверх, но и она не сказала ни слова.
Детям ножи нельзя, шепотом подсказала мне Ива.
Не отвлекаемся, братие, приступим, отмахнулся я. Поддев вилкой рыбью плоть, я со значением посмотрел на обоих своих свеженазначенных ассистентов. Брат Лютик, что мы наблюдаем?
Кости? мяукнул Лютик
Что ж, сказал я. Можно с уверенностью утверждать, что скелет у нашего пациента в полном порядке. Хорошие, крепкие, здоровые кости.
На том краю стола фыркнул Волчок.
А сам пациент сдох.
Что вы, брат, как можно! возмутился я. При пациенте! Как бессердечно! Он еще так молод. Всего я подхватил кусок рыбы, пожевал, вращая глазами, и проглотил, Всего каких-нибудь лет сто!
Волчок прыснул. Лютик хихикнул. Рядом с Пири снисходительно, как дурачкам, улыбнулась Аранка. Ива же, сияя, уже потрошила на тарелке свою «пациентку».
Юфрозина молчала, но отвела глаза. Ее лицо было хмурым, но не злым, а мысли, кажется, витали где-то далеко от нас. Вдохновленный ее молчанием и смехом детей, я продолжал дурачиться, пока рыба не была разделана и съедена.
Цзофика, ты что, училась в медицинской школе? с восторгом спросила Ива. Ты меня научишь?
Нет, подмигнул я ее блестящим глазам. Это я так, для игры.
А откуда ты про такое знаешь? сказал справа Лютик.
Из книжек.
Мальчик с пониманием покивал. Волчок хмыкнул. Осока глянула на меня с интересом. Впервые за все время я почувствовал связь со всеми детьми с этой семьей. Я рассмешил их, пробудил их любопытство и позволил выдохнуть напряжение я точно был в этот миг героем дня.
Ты не работала раньше няней, Цзофика? спокойно спросила Юфрозина.
Да, ответил я, не покривив душой. Мне нравится быть с детьми.
Она смотрела на меня задумчиво, не враждебно. Я улыбнулся ей навстречу.
Улыбка. Тайное оружие. Улыбка то, что для меня связано неразрывно с тобой, Марит. Прежде всего другого, прежде, чем я стал учиться у тебя, я встретился с ней, когда мы гурьбой впервые оказались на Детском дворе на экскурсии для новичков. «А это сестра Марит, помощница Старшей Детского двора, сказал брат Витент, наш тогдашний наставник. Она нам все здесь покажет». Тогда еще ты была выше меня ростом помнишь? У тебя был забавный вид кудрявые волосы выбились из пучка, за ухом карандаш, в руках какие-то листы и коробки с красками но все это неважно. Ты была прекрасна, потому что улыбка освещала тебя когда ты улыбаешься, кажется, что за твоей спиной восходит солнце, сияя всему вокруг, всем вокруг и мне одному Однажды юный подопечный доверительно шепнул мне: «Сестра Марит всегда улыбается» и он прав. Почти прав. Ты всегда улыбаешься им детям. И их родителям. От этого сразу кажется, что все может быть хорошо.
Я радуюсь, что я такой забавный, улыбчивый парень, ведь это роднит меня с тобой. В этом мне так легко быть на тебя похожим.
Юфрозина смотрела на меня, и усмешка тронула углы ее губ. Это длилось, может быть, одно мгновение потом она повернулась к Пири но в это мгновение ее глаза смягчились, как будто из-под голубого льда проступила вдруг талая вода.
Так проходят мои дни, дорогая моя наставница.
Что-то еще впереди?
Твой ко всему готовый
С.
Письмо седьмое
Нет, Марит, не ко всему я был готов, и даже не знаю, мог ли подготовиться.
Я получил твое второе письмо, в котором ты напоминаешь, чтобы я исследовал линии напряжения, обращал внимание на поводы, по которым разгораются ссоры. Скажу тебе, что случай не заставил себя долго ждать и получилось как-то все наоборот: скоро дело сделалось, а сказывается нескоро Прошло уже три дня, а я только решился взяться за перо. Собираюсь с духом и думаю о том, что человек я слишком уж мирный не только боюсь оказаться в гуще ссоры, но даже и рассказывать о ней не хочу. Как было бы хорошо, если бы все умели решать дело миром и любили друг друга! Пусть бы тогда мы все остались не у дел зато как славно стало бы жить на свете!
Видишь, как здорово я тяну время? Написал уже полстраницы а так и не приступил к тому, ради чего пишу. Трус, трус.
Если начинать с начала, старая Пири с утра уже была не в духе. Кухарка ночует у себя дома и приходит с утра это только я «девушка с проживанием». К ее приходу я должен затопить печь и принести воды встаю с рассветом, благо и в Ордене так привык. В то утро Пири, видно, зашла на рынок: в ее корзине торчали хвосты овощей, курчавились капустные головы и розовели бока яблок. Но вопреки этой жизнелюбивой картине Пири выглядела хмуро: едва кивнув мне, она подвязала передник и принялась молча рубить и крошить, поджав губы и шевеля бровями в такт каким-то нерадостным мыслям. Я потоптался на кухне, погрыз кочерыжку и поплелся к своим повседневным заботам иногда их монотонная неизменность погружает меня в размышления, а иногда усыпляет. В тот день скорее второе.
Дети все, кроме Ивы разошлись на занятия. Юфрозина сидела в кухне под окном и вышивала тесьмой узор на войлочном жилете. Ее способность долго хранить молчание впечатляет сам я, сидя на кухне, обычно начинаю болтать с Пири. Эти беседы похожи на возню со старым механизмом: сперва поворачивается со скрипом, приходится налегать с усилием, но потом, разогревшись, шестерни вертятся охотней, и разговор течет, пока его не прерывает какое-нибудь дело. Дел, надо сказать, много не заболтаешься.