Чем вызван шок?
Пока не понимаю
Вы что не помните, что вводили?
Почему помню, пробормотала она, опустив глаза и чувствуя себя школьницей, застигнутой за чем-то запрещенным.
Тогда назовите, потребовал Мажаров.
Но ведь трудно определенно сказать это мог быть антибиотик, его вводили накануне операции
Это слишком отсроченные последствия! перебил он. Антибиотик вводился в шесть утра, сейчас половина второго, слишком долго для реакции немедленного типа.
Тогда выходит, это что-то из препаратов для наркоза. Но клиентка могла не знать об аллергии. И я могла этого не знать, соответственно.
Мажаров сверху вниз посмотрел на нее.
То есть вы не спросили?
О чем? Об аллергии на наркотизирующие препараты?
Об аллергии вообще, Инна Алексеевна!
Я не помню надо смотреть карту.
Мажаров раздраженно махнул рукой:
Через полчаса жду вас с картой клиентки в кабинете Аделины Эдуардовны, он отстранил Инну и вошел в палату, а Калмыкова почувствовала, что вот-вот заплачет.
Такое случилось с ней впервые чтобы допустить оплошность, едва не повлекшую смерть клиентки, да еще и не помнить, как именно такое могло произойти. Калмыкова всегда проверяла и перепроверяла свои записи перед операцией, чтобы избежать вот таких ситуаций, но сегодня с самого утра все шло не так.
«Нельзя, нельзя приносить свои проблемы на работу! ругала себя Инна, шагая по коридору в ординаторскую. Папа всегда говорил перешагнула порог больницы, и все ты не мать, не жена, не дочь, ты врач, забудь обо всем, что у тебя происходит за стенами. А я в последнее время слишком часто отвлекаюсь на Алину, на Даню, на а, да что там! Мне нет оправданий, это же понятно. Драгун запросто выставит меня на улицу и будет права я поставила под угрозу жизнь клиентки и репутацию клиники. Да еще и клиентка жена мэра, ну вот как такое происходит в один момент?»
В ординаторской ее встретили сочувственными взглядами, но Инна, низко наклонив голову, прошмыгнула к своему столу и сразу уткнулась в монитор, открыв карту клиентки. Разговаривать с коллегами не хотелось совершенно, да и что она могла сказать? Оправдываться? Любой из них мог оказаться на ее месте Или не мог? Она проявила халатность, да что там допустила чудовищную ошибку и теперь даже не могла понять, какую именно.
Игорь Александрович, обратилась она к Авдееву, вам придется сегодня работать с другим анестезиологом, у меня сейчас разбор с шефиней и Мажаровым.
Авдеев только пожал плечами он уже, видимо, успел передать все данные клиента Сергею Маликову тот работал в клинике давно и считался начальником Инны.
Удачи, Инна Алексеевна, сказал Филипп Басалаев, выглядывая из-за своего монитора.
Она мне точно пригодится, пробормотала Инна, забирая с принтера распечатку протокола и предоперационного осмотра.
Строка об аллергии была пуста, это сразу бросилось Калмыковой в глаза она действительно вчера не спросила у клиентки об этом.
В ординаторскую в этот момент вошел Маликов и сразу направился к ее столу, протянул руку:
Дай я посмотрю.
Инна протянула ему лист, и Маликов, конечно, тоже сразу увидел пустую графу.
Ты как так налажала-то, Инка? укоризненно покачав головой, спросил он. Там Мажаров злой как черт
Еще бы жена мэра
А не в том дело. Будь это кто угодно он бы злился так же, и я, представь, сейчас его хорошо понимаю, Маликов помахал перед ее лицом листком. Ну придумывай, что будешь говорить, больше я выхода не вижу.
Инна тяжело вздохнула, собрала все бумаги и вышла из ординаторской, направляясь к лестнице в переход между корпусами.
Аделина
После разговора с Кайзельгаузом у меня осталось очень приятное впечатление и какая-то ностальгия, вызванная, видимо, его словами об отце. Наверное, никто, чьи родители не работали в той же области и не были успешными и признанными, не сможет понять этих чувств.
Мне было чуть легче потому, что я женщина, мы все-таки немного иначе воспринимаем подобные моменты, да и мать никогда не стремилась видеть меня рядом с собой в операционной. Наоборот, она всячески отговаривала меня и не подталкивала к выбору профессии, считая неспособной и ни на что особенно не годной.
Семену же досталось, очевидно, по полной программе. Его отца, Бориса Исаевича Кайзельгауза, я знала довольно неплохо, и это был тот еще субъект. Самовлюбленный, холеный, с завышенной самооценкой, он всегда появлялся в отделении, где оперировал, с пафосом и громким говором, как будто считал хорошим тоном орать в коридорах, и его совершенно не смущало, что в палатах находятся пациенты после тяжелейших операций, выполненных его коллегами.
Кстати, сам Борис Исаевич в последнее время практически не брался за сложные или сомнительные случаи, находил тысячи причин для отказа и передачи такого пациента кому угодно. Я подозревала, что он просто-напросто опасался негативных исходов, чтобы не испортить себе репутацию блестящего хирурга. Он на самом деле когда-то таким и был, просто сейчас уже и возраст, и новые технологии, овладевать которыми ему становилось все труднее. И сын пригодился ему для этого как нельзя более кстати, и можно было продолжать поучать его, делая вид, что проверяешь знания и квалификацию.
На самом же деле, по отзывам коллег, как следовало из небольшого досье, собранного для меня Аллой, Семен Кайзельгауз-младший был отличным хирургом, может, не выдающимся, но уж точно не заурядным, он обладал быстрым и четким мышлением, хорошей реакцией и уверенными, твердыми руками. И те же коллеги кулуарно поделились с моим референтом мыслью о том, что отец нарочно принижает способности сына, чтобы удержать возле себя, сделать зависимым, пошатнуть уверенность в том, что Семен сможет добиться чего-то самостоятельно.
Нет, мне в этом смысле с матерью повезло, она никак не комментировала мои успехи или неудачи, не влезала в мою работу вообще не интересовалась тем, как и что у меня происходит. И вот за это я сейчас, сравнив наши с Семеном истории, была очень благодарна, хотя раньше обижалась. Нет, мама все сделала правильно она научила меня выбирать свой путь и следовать ему, а не ждать, что великая Майя Михайловна придет, протянет руку и все решит за меня. Все, чего я достигла в медицине, было моей личной заслугой, а вовсе не отголоском фамилии Драгун.
Мне очень хотелось, чтобы Семен Кайзельгауз-младший остался работать в моей клинике, я чувствовала, что он для нее создан, что ему хочется делать что-то свое, что он будет стремиться к чему-то новому, и это для меня значило куда больше, чем всякие характеристики. Теперь бы еще Иващенко дал ему положительную оценку и можно выдохнуть, хирургов у меня будет ровно нужное количество.
Дверь кабинета распахнулась без стука, и на пороге появился Матвей. Я, подняв глаза от счета-фактуры, который собиралась подписать, вдруг увидела выражение лица мужа Он был весь белый, разъяренный таким я Матвея не знала.
Что-то случилось? осторожно поинтересовалась я, и Матвей, плотно закрыв дверь, рявкнул шепотом, чтобы не услышала Алла в приемной:
Мы чуть жену мэра не угробили только что!
В каком смысле? мне почему-то показалось, что Матвей шутит, уж не знаю, с чего я так решила.
Анестезиолог не собрала нормальный аллергологический анамнез, и клиентка выдала анафилактический шок после операции.
Я встала:
Что предприняли?
Успокойся, там все уже нормализовалось, к счастью, Калмыкова не успела уйти из отделения, провела мероприятия, оставила клиентку на кислороде и адреналине пока. Но ты только подумай, что могло произойти?! Матвей плюхнулся на диван и посмотрел на меня, ожидая реакции.