Разве нам не следует подождать?
Но я не могла. Было так приятно обниматься и быть единым целым. Хотя нас должно было быть трое.
Когда все рождественские украшения были упакованы, я обнаружила, что снова беременна.
Еще слишком рано. Нам следовало подождать подольше, прежде чем пытаться, сказала я Тому.
Чепуха, сияя, ответил он. У нас на подходе еще один ребенок. Разве это не замечательно?
Я не хотела признаваться, что напилась водки перед тем, как мы занялись сексом (чего он, казалось, не заметил в порыве страсти), поэтому больше не упоминала об этом.
Потом как-то утром, заканчивая набросок площади углем, я почувствовала внизу ноющую боль. Пошла в ванную, и вот оно. Ярко-красная кровь на моих трусиках. Меня захлестнул гнев.
Говорила же тебе, сказала я Тому по телефону. Говорила же, что надо было подождать, как советовала медсестра.
Прости, тихо произнес он на другом конце. Я поеду с тобой в больницу.
Нет, отрезала я. Одна съезжу.
На самом деле я расстроилась не только из-за него, но и из-за себя тоже.
Возможно, причина была в выпивке.
Я взяла такси до отделения скорой помощи, где меня просканировали.
На этот раз в кюретаже нет необходимости, сказали мне. Плод вышел сам. Ваша матка совершенно чиста.
Они говорили так, будто это повод для гордости.
Я не позволяла себе расплакаться, пока не ушла. Подумала о паре маленьких белых ботиночек, которые, не сказав Тому, купила в сувенирной лавке на островах Силли (на всякий случай), и зарыдала еще сильнее.
С вами все в порядке, милая? спросила женщина, стоявшая рядом в переполненном автобусе. Остальные пассажиры болтали, смеялись, обсуждали то, что купили для своих детей на январских распродажах. Несли огромные свертки и переполненные пакеты из «Хэмлис»[3].
Я кивнула, не в силах ответить. Но мне так захотелось спросить, есть ли у нее дети и случалось ли с ней когда-нибудь что-то похожее. Вот бы у меня была мама или подруга, с которой можно поговорить.
Ты должна была позвонить мне, сказал Том, когда вернулся домой. Он обнял меня, но я вывернулась. Я не заслуживала его любви.
Мы попробуем еще раз, сказал он позже, после ужина, который я даже не смогла проглотить, настолько была расстроена. Ты знаешь, что одна из трех беременностей
Не хочу больше слышать никаких чертовых статистических данных! закричала я.
Мы были на кухне. Он старательно вытирал каждый столовый прибор на подставке для сушки, и его взвешенные действия и слова вызывали у меня желание взорваться.
Цифры не заставят меня почувствовать себя лучше, когда на одной неделе моя грудь ноет, а на следующей уже нет. Они не помешают мне разглядывать на улице женщину на шестом месяце беременности и думать: «Вот какой я надеялась стать к этому сроку».
Я безудержно разрыдалась.
У тебя еще будет ребенок, неуклюже сказал Том.
Но мы этого не знаем, так?
На это у него не было ответа. Да и откуда? Ведь никто не знал.
Мы попробовали снова. И снова. У меня случилось еще два выкидыша. Каждый примерно на одиннадцатой неделе.
Я пыталась отвлечься, украшая дом. Купила в киоске сине-оранжевый коврик, но Тому тот не понравился.
Слишком яркий, сказал мне муж.
В том-то и заключался весь смысл. Это место необходимо пробудить. Здесь все хромированное или бежевое. Поначалу дом выглядел роскошным по сравнению с теми помойками, в которых я жила. Но теперь он казался враждебным.
Почти ничего тут не принадлежало мне. Даже тело ощущалось как чье-то чужое.
Позже, когда магазины снова развесили плакаты «С Рождеством!», это наконец случилось. Синяя полоска, которая означала, что я жду ребенка.
На этот раз все может быть хорошо, заверил меня Том.
Не хочу об этом говорить, отрезала я. Ты не должен никому рассказывать. Особенно Хьюго и Оливии. Мы будем вести себя так, будто я не беременна, чтобы у меня не было пустых надежд, когда все пойдет не так.
Но
Том! Пожалуйста, уважай мои желания.
Он согласился. Мы не рассказали о беременности ни одной живой душе. Даже Хьюго. По крайней мере, так утверждал Том, хотя кто знает, о чем они говорили друг с другом, когда играли в теннис по воскресеньям. Интуиция подсказывала мне не доверять этому человеку. Я была уверена, что это он подначивал Тома в той ужасной истории с издевательствами в школе.
Удивительно, но я доходила до двенадцати недель. Сделала сканирование, и вот он, двигается на экране передо мной.
Выглядит совершенно здоровым, сказал доктор.
В шестнадцать недель мне стало нелегко застегивать джинсы. В саду расцвели нарциссы. «С тобой все будет в порядке», весело кивая, говорили их маленькие головки.
Вскоре Оливия и Хьюго пригласили нас на ужин. Я отказывалась от всех их приглашений после второго выкидыша, но теперь решила, что могу принять предложение. Когда мы пришли, Оливия что-то помешивала на плите. От запаха меня едва не стошнило.
Это желтая пелотрета[4], пояснила Оливия. Надеюсь, вам понравится.
Извините, выпалила я и бросилась в туалет.
А когда вернулась, по выражению лица Оливии поняла, что Том ей все рассказал.
Какие замечательные новости, сказала она, обнимая меня.
Мы еще какое-то время собирались ничего не говорить, многозначительно парировала я.
Но теперь все в порядке, сказал Том. Большинство выкидышей происходит до двенадцати недель.
Он произнес слово «выкидыш» так, будто это научный термин. А не мучительная потеря живого, дышащего ребенка. Нашего ребенка.
Мамочка, прозвучал на лестнице тихий голосок, я не хочу спать.
Я с завистью посмотрела на старшую дочь Оливии и Хьюго. У нее были красивые светлые волосы оттенка клубничный блонд, как у матери, и маленький вздернутый носик.
Хорошая попытка, Клемми. Хьюго подхватил дочь на руки. Но тебе нужно выспаться, а мы хотим побыть наедине.
Привет, сказала я.
Кто вы? требовательно спросила девочка.
Меня зовут Сара.
Ее глаза расширились.
Сара, которая ищет талоны на питание?
Наступило неловкое молчание.
Клемми! едва слышно окликнула девочку Оливия. Это ужасно грубо.
Но папа всегда так о ней говорит. Поэтому нам не разрешили быть подружками невесты.
Ерунда! Хьюго выглядел так, словно хотел оказаться где угодно, только не здесь. Дети частенько все неправильно понимают. На самом деле это довольно забавно.
Я так не считаю, жестко сказал Том. И довольно скоро мы ушли.
Не обращай внимания на Хьюго.
Я понимала, что он в ярости, и солгала:
Я и не обращаю.
В его реестре любой, кто не ходил в частную школу или не разговаривает как Оливия, не один из нас.
А как насчет тебя? Ты считаешь меня чужой?
Том замер посреди улицы. Затем обхватил ладонями мой подбородок, притянул мое лицо к своему и просто сказал:
Ты глоток свежего воздуха. И я обожаю тебя за это.
Мне сделали еще одно сканирование на двадцатой неделе. Я действительно слышала сердцебиение! Наш малыш сосал большой палец. Или малышка. Все было реальным. Это не была выдумка или надежда. Я носила ребенка!
Могу сказать вам пол, если хотите, предложил доктор.
Да, ответил Том.
Нет, ответила я.
Но если мы будем знать, нам станет гораздо легче покупать одежду и украшать детскую, заметил мой муж.
Я бы предпочла сюрприз, перебила я. Хотя на самом деле я просто не могла себе позволить слишком сильную привязанность. Если придется потерять и этого, то пусть лучше потеряю просто ребенка, а не сына или дочь.
В двадцать две недели я решила, что время пришло. Пока Том был на работе, я начала делать набросок фрески на одной из стен третьей спальни. С нашей свадьбы не могла рисовать или писать, как прежде. Просто не выходило. Но теперь первым появилось дерево. Потом солнце. Парк обретал очертания. Мои руки работали недостаточно быстро. Я наклонилась немного вправо, чтобы набросать пруд с утками. Стул закачался. Я на секунду выпрямилась. Стул снова качнулся. А потом рухнул на пол.