7
О Потешном дворе см.: Голикова Н. Б. Политические процессы при Петре I. С. 1718.
8
См.: РГАДА. Ф. 371 (Преображенский и Семеновский приказы). Оп. 1. Д. 14245. Л. 505 об.
9
См.: РГАДА. Ф. 371 (Преображенский и Семеновский приказы). Оп. 1. Д. 14245. Л. 506 об. 507.
10
См.: Там же. Л. 507.
11
См.: РГАДА. Ф. 233 (Печатный приказ). Оп. 1. Д. 368. Л. 279 294 об.
12
См.: Там же. Л. 279 279 об. Микифор и Андрей Александровы дети Пузыревские числились среди недорослей в списке смоленской шляхты 1694 г. См.: Шпиленко Д. П. Список Смоленской шляхты 1694 г. // Российская генеалогия: Науч. альманах. Вып. 4. М., 2018. С. 143.
13
См.: РГАДА. Ф. 233. Оп. 1. Д. 368. Л. 287.
14
См.: Там же. Л. 284 284 об.
15
См.: РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Д. 14244. Л. 262 об.; Д. 14245. Л. 505.
16
См.: РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Д. 14244. Л. 262 об.; Д. 14245. Л. 505 об.
17
См.: РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Д. 14244. Л. 263 263 об.; Д. 14245. Л. 506 об.
18
См.: РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Д. 14245. Л. 506 506 об.
19
См.: РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Д. 14244. Л. 263 об.; Д. 14245. Л. 507.
20
См.: РГАДА. Ф. 371. Оп. 1. Д. 14245. Л. 508.
21
Возвращение Петра I из Великого посольства вечером этого дня подтверждается различными, независимыми друг от друга источниками. Помимо тех документов, на которые мы будем ссылаться ниже, укажем на записную книгу «разным указам и памятям» Государевой мастерской палаты 16971699 гг., в которой среди записей за август 1698 г. фигурирует следующая помета: «Августа в 25 день великие и полномочные послы к Москве пришли» (см.: РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 751. Л. 17 об.).
22
Так, еще 12 августа 1698 г. из запасов Приказа Большого дворца было выделено три аршина красного английского сукна «в село Преображенское на его государев двор, что за рекою Яузою, на горе, в комнату на обивку двери» (см.: РГАДА. Ф. 396. Оп. 2. Д. 272. Л. 105. Опубл.: Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. Т. 1. М., 1872. С. 339).
23
Цит. по: Бабкин А. Письма Франца и Петра Лефортов о «Великом посольстве» // Вопросы истории. 1976. 4. С. 131.
24
См.: Богословский М. М. Петр I: Материалы для биографии. Т. 3. М., 1946. С. 56.
25
Цит. по: Бабкин А. Письма Франца и Петра Лефортов С. 131.
26
Знаменитый дворец Головина в Немецкой слободе был отстроен в 1702 г. О московской усадьбе Ф. А. Головина на Ивановской горке см.: Карпова М. Г. Домовые храмы при благотворительных учреждениях // Церковная археология Москвы. Храмы и приходы Ивановской горки и Кулишек / Под ред. А. Л. Баталова. М., 2007. С. 241243.
27
Об имениях Гордона см.: Федосов Д. Г. Последние походы // Гордон П. Дневник, 16961698 / Пер. с англ., статья и примеч. Д. Г. Федосова. М., 2018. С. 230231.
28
Детали последнего дня путешествия Петра I в рамках Великого посольства нам известны преимущественно из так называемого «Походного журнала» царя за 1698 г. См.: РГАДА. Ф. 9 (Кабинет Петра I и его продолжение). Отд. I. Д. 25. Л. 71 об. Опубл.: Походный журнал 1698 г. [2‐е изд.] СПб., 1911. С. 41. Эти данные дополняет донесение Гвариента от 2 (12) сентября 1698 г. См. Приложение 7 в этой книге.
29
Гордон П. Дневник, 16961698. С. 163.
1
Брадобритие в Преображенском 26 августа 1698 г. является центральным событием 7‐й главы «Возвращение Петра из‐за границы». См.: Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 3. СПб., 1858. С. 179200.
2
Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. С. 181183.
3
См.: Там же. С. 185.
4
См.: Там же. С. 191195.
5
Там же. С. 196200. Слово «немцы» выделено самим Устряловым для того, чтобы подчеркнуть, что оно им используется в переносном смысле, как обозначение всех западных европейцев.
6
Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Сочинения: В 18 кн. Кн. VII. Т. 1314. М., 1991. С. 549550; Кн. VIII. Т. 1516. М., 1993. С. 100101.
7
Богословский М. М. Петр I: Материалы для биографии. Т. 3. С. 8.
8
Приведу пару конкретных примеров. В. В. Мавродин, автор первой биографии Петра I в серии «Жизнь замечательных людей» (1948), посвятил культурным преобразованиям особую главу («Петр I как воспитатель русского общества»), которая начинается такими словами: «Изучивший ряд наук <> Петр острее, чем кто-либо из его современников русских людей конца XVII и начала XVIII века, чувствовал отсталость России. Невежество сочеталось в русской знати с нежеланием отходить от стародедовских обычаев как в большом, так и в мелочах. Русская знать не только боялась наук и латинства, но не хотела сбросить с себя длинное и тяжелое старинное платье с рукавами до колен, остричь бороду и усы. Для Петра же старорусская одежда и борода были признаком ревнителя старины, которую он так ненавидел. И Петр, вернувшись из‐за границы в 1698 году, заставил русских людей остричь бороды, а если кто с ней не желал расстаться, то с тех царь приказал имать по штидесят рублей с человеками (здесь цитируется указ 1705 г. Е. А.). Особыми указами 17001701 гг. Петр установил ношение верхнего платья венгерского, саксонского и французского образца» (Мавродин В. В. Петр Первый. М., 1948. С. 342343). Н. И. Павленко в фундаментальной монографии «Петр Великий», разумеется, также не оставляет без внимания провокацию в Преображенском: «26 августа 1698 г., на следующий день после прибытия из‐за границы, царь выступил в роли цирюльника велел принести ножницы и самолично обрезал бороды у шокированных этой выходкой бояр». Историк объясняет эту выходку стремлением царя сделать своих подданных похожими на европейцев даже во внешнем виде. Чтобы раскрыть эту идею, Н. И. Павленко приводит данные о законодательных распоряжениях относительно брадобрития, вплоть до «первого сохранившегося указа о брадобритии», который «был обнародован 16 января 1705 г.», а также характеризует мероприятия, направленные на «борьбу с долгополым и широкорукавным платьем» (Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1994. С. 112113).
9
В этом усомнился еще М. М. Богословский, обративший внимание на то, что брадобритие было хорошо известно «московитам» и до Петра. Более того, мода на гладко выбритый подбородок была распространена в придворной среде со времен Федора Алексеевича. Правда, Богословский лишь отметил неудовлетворительность традиционного объяснения «выходки» Петра в Преображенском, не предложив никакого другого подхода. См.: Богословский М. М. Петр I: Материалы для биографии. Т. 3. С. 89; Он же. Возвращение Петра I из‐за границы в 1698 году // Старая Москва: Статьи по истории Москвы XVIIXIX вв. М., 1929. С. 79.
10
Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Гирц К. Интерпретация культур / Пер. с англ. О. В. Барсуковой, А. А. Борзунова, Г. М. Дашевского, Е. М. Лазаревой, В. Г. Николаева. М., 2004. С. 11.
11
Там же. С. 22.
1
Сравнение посещавших «Московию» западноевропейских дипломатов и путешественников раннего Нового времени с этнографами см.: Poe M. «A People Born to Slavery»: Russia in Early Modern European Ethnography, 14761748. Ithaca [N.Y.], 2000.
2
Так, в одном венецианском трактате XVI в. о правилах составления дипломатического отчета говорилось: «[Посол] должен [в своем отчете] охарактеризовать жителей данной страны, раскрыв их обычаи и привычки, физические характеристики цвет кожи, рост и черты характера, так же как их набожность, приверженность различным суевериям и другие религиозные особенности» (Taylor K. Making Statesmen, Writing Culture: Ethnography, Observation, and Diplomatic Travel in Early Modern Venice // Journal of Early Modern History. 2018. Vol. 22. No. 4. P. 282). Кэтрин Тейлор, специально проанализировавшая венецианскую традицию составления дипломатических дневников и отчетов XVI в., отмечает, что сопровождение посла и ведение дневника, в котором следовало фиксировать культурные различия, рассматривались как важнейший элемент подготовки будущего политического деятеля: «Venetian diplomatic-educational travelers also consistently remarked upon these cultural features in their journals, devoting attention to regional diet, dress, language and dialects, festivals, religious observances, and variations in norms of gendered comportment, among other things. Like the ambassadors they accompanied, diplomatic travelers participated in the recording and circulation of information about the social organization and cultures of the states they visited». «Underpinning the uniformity in Venetian diplomatic writings was a common assumption that cultural differences were worth noting and an implicit method, developed over the course of the sixteenth century, suggesting which differences travelers should note and how those differences should be recorded» (Ibid. P. 282283, 298).