Папа! Отстань! Отпусти меня! Поставь меня на землю! Пожалуйста! Папа за капюшон отрывал меня от земли и теперь, не дергаясь, не кривляясь, даже не делая выраженной попытки вырваться из его руки, а просто захлебываясь сумасшедшей истерикой, я висела в воздухе как мешок с картофелем, все еще прижимая свою ладонь к щеке.
Отстань же! Отстань от меня! Я не смотрела на папу, страшась того, что опять его не пойму.
Куда бежала? Папа не курил.
Отстань! Тудддд бежала, где ниие бросают рук! Где можно сколько хочешь есть Красных шапок! Где не нужны контромисы! Где дядю Степу читают! я рыдала, икала, терла кулачками глаза, все еще продолжая болтаться на папиной руке.
Надя! Папа отпускал меня, поправлял капюшон, застегивал до самого носа замок на куртке. Все эти действия он проделывал как-то особенно: виновато и быстро. Ты думаешь, что такое место на земле существует?
Конечно, папочка! И я найду его обязательно. Я посвятю этому целую жизнь! Да!
В тот момент мне казалось, что отец мне верит.
Хорошо! Дядя Степу так дядю Степу! В магазин зайдем? папа виновато подмигивал мне, снова брал меня за руку, намереваясь пойти в магазин.
Я, мгновенно переставая хныкать, подпрыгивала от радости, от понимания своей маленькой победы, и от предвкушения зеленого яблока, которое, как я смело предполагала, папа обязательно купит. Почему то яблоко имело омерзительный кислый привкус, я поняла гораздо позднее. Но! С тех самых пор я хорошо усвоила, что жизнь это выбор, а твоя жизнь это твой бескомпромиссный выбор и просто никогда не ела пироги с морковью, если их можно было заменить Красными шапочками. Зеленые яблоки ела редко.
***
Когда я выключила воду, душистая пена уже падала на пол ванной комнаты. Мне нравилось именно так ванна, полная пены. Тогда стен не видно. Я разделась и очень медленно начала опускать ногу в пену. Мягкое прохладное нежное полотно обволакивало ее. Я бесконечно могла наслаждаться этим процессом, но дверь скрипнула, и зашел Андрей. От него шел запах свежего пива. В руках он держал еще две открытых бутылки пива.
Ух ты! Может спинку пошаркать?
Я с размаху плюхнулась в воду, намеренно окатив его с головы до ног пенистой цунами, которая сразу затопила пол в ванной. Андрей попытался избежать этой волны, отклонившись на стену и улыбнувшись.
Да ну! Справлюсь как-нибудь! Не сегодня!
Че? Перезвонили?
Я кивнула. Андрей плечом подпер косяк, поставив открытую бутылку пива на раковину. Со второй бутылки он сделал аппетитный глоток.
Пивка тебе принес. Будешь?
Не хочу сегодня. Устала.
Так вот я и принес пивка. Давай выпьем? А? Расслабимся? Поболтаем? Порнушку врубим? Бутылка явно была не первой.
Не сегодня. Один посмотри.
Да что ты заладила-то, как попугай? Не сегодня! Не сегодня! А когда!? Все один да один! А ты на хера мне нужна тогда? Андрей взмахнул бутылкой и хотел выйти, хлопнув дверью, но резко притормозил. Когда на завод поедешь-то? Ты же поедешь?
Поеду. В понедельник.
Я, лежа в уже остывшей ванне, сдувала остатки пены со своих длинных пальцев и думала, что нужно было все-таки нырнуть под ванну. Или еще что-то сделать. Но что?
Глава 3.
Утро понедельника было таким же зимним и промозглым, каким оно было и в воскресенье, и в субботу, каким оно и должно быть зимой. Шагая на автобусную остановку, я думала, как по-разному скрипит снег под моей правой и левой подошвами. Постоянно предшествующие событию воображаемые картинки того, как будет проходить собеседование, как мне нужно себя вести, что нужно сказать, куда положить руки, в какой момент почесать нос не возникали. Я шла и внимательно слушала скрип своей подошвы.
Электронные часы, освещавшие производственную проходную, показывали полвосьмого утра. По словам Андрея, от проходной мне следовало свернуть налево и пройти метров сто до приемной отдела кадров. Я приехала рано и сейчас, чтобы не замерзнуть, пританцовывала возле приземистого одноэтажного здания, дверь которого освещала лампа мощностью шестьдесят киловатт. На двери этого строения была надпись: «Отдел кадров. Часы работы: 8.00 17.00». Она представляла собой отпечатанный самым крупным шрифтом текст на белом листе формата А4, всунутый в мультифору и приклеенный на скотч. К производству подъезжали машины самых разнообразных марок. Их было множество: маленькие, большие, синие, белые, новые, разбитые. Из них выходили люди, которые, укутавшись в свои шарфы, спешно двигались к проходной. К отделу кадров тоже повернули две женщины. Я отошла в сторону и закурила. Мне стало неловко входить вместе с ними и сразу представлять себя и свое желание получить рабочее место и освоить совершенно новую для себя профессию. Но состояние крайнего замерзания уже через две минуты двинуло меня вперед.
Прикрыв за собой дверь, я оказалась в холле, окрашенном в духе советского практичного минимализма. Пол, выложенный мелкой коричневой плиткой, стены наполовину голубые, наполовину побеленные. На одной из них висел информационный стенд, покрытый темным сукном. Возле стенда, на полу, опустив свои перья, стояла пальма. Холл заканчивался расходящимися в разные стороны коридорами, один из которых был темным, а другой светлел от бликов из приоткрытых дверей кабинетов. Вместе со светом в коридор попадали и разговоры. Я выдохнула и заглянула в первую попавшуюся дверь.
Доброе утро! На меня недоуменно взирали несколько пар глаз. Здравствуйте! Я по поводу трудоустройства. Куда мне обратиться? Мой взгляд быстро пробежался по кабинету.
Пространство кабинета разделяла деревянная стойка, расположенная где-то посредине. За стойкой в хаотичном порядке стояло множество столов и компактных шкафчиков. Находившиеся там женщины вели подготовку к трудовому дню: одна снимала пальто, другая расчесывала волосы, третья, отложив телефон, ответила мне с досадой:
Да сюда, сюда. Что такую рань-то? Пять минут подождите за дверью.
Я прикрыла дверь с табличкой «Кадры», и в ожидании, присела на стоящий рядом стул. Сотни болезненных холодных иголок вонзились во все тело. Особенно они карябали руки и ноги. Я, медленно согреваясь, погружалась в дремоту прошедших выходных.
***
Андрей! Давай вечером после магазина к Тамаре Валентиновне заглянем?
Давай! Мать как раз на беляши приглашала. Зайти за тобой? Андрей вдохновился моей заводской перспективой и старался вести себя правильно. Хотя бы не хамить.
Да, зайди. Так удобнее будет. Я пирожных возьму.
Тамара Валентиновна радостно открыла входную дверь. Запахнутая в красивый длинный халат, она благоухала бергамотом.
Привет! Не замерзли? Чайник вскипел только что. Андрюшенька, ты похудел что ли? Она нежно снимала перчатки с рук Андрея.
Мам, ну ты чего? Нормальный я, отстань! Что-то у тебя горелым припахивает? Андрей сунул маме шапку, шарф и проскочил в комнату.
Так это беляши, Андрюш! Горят-подгорают.. Надь, разувайся! Проходите! Я сейчас-сейчас.
Тамара Валентиновна обладательница внушительного телосложения неуклюже засеменила на кухню. Я прошла за ней. Маленькая подсобка, которая в домах такого типа смело называется кухней, пестрела разнообразными принадлежностями. Со всех сторон торчали банки, приборы, продукты. Даже на окне стояло много необходимых предметов: горшки с землей, приготовленные под мартовскую рассаду, склянки различных размеров, бананы, яблоки, новый фартук в упаковке, новый шампунь, зубная паста. Тамара Валентиновна предпочитала множества: много еды, много посуды, много разговоров, много дел любила планировать. Будучи постоянно чем-то увлеченной, она постоянно что-то покупала. Причем увлечения ее были вполне основательными. Например, если она решала увлечься вязанием, то сначала приобретала весь необходимый комплект схемы, журналы, нити, спицы затем самостоятельно и упорно вникала в сложный процесс рукоделия, и только после этого начинала вязать: всегда и все подряд. В перерывах между вязанием она успевала поесть, позвонить сыну и сходить на работу.