О, Тонька, ты здесь уже? Что приперлась-то рань такую? Дробилка стоит первая, знаешь? Была уже там? все той же правой рукой он, как мог, попытался пригладить свой ежик.
Тонька зевнула.
Не приперлась, Сергунчик, а соизволила явиться, блядь! Нет, не знаю еще ничего. Дай-ка сменный журнальчик, почитаю хоть, что там пишут. Вон, вишь? Антонина кивком головы показала в мою сторону. С дозировщицей твоей новой вожусь. Она даже не знала, как в цех войти. Понаберут белошвеек, блядь!
На, почитай-ка! он разворошил кипу журналов и, найдя нужный, в синем переплете, протянул его женщине.
Как зовут? На какую?
То, что вопрос адресован мне, было понятно, потому что как зовут бригадира шихтового отделения, мужчина знал он обращался к ней по имени. В помещении присутствовали мы с Тоней, он и рамки. Однако у меня возникло ощущение, что мужчина обращается к журналу в коричневой обложке, потому, что задавая свой вопрос, он внимательно склонился над его содержанием, а в мою сторону даже ни разу не взглянул.
Надя. Не знаю.
Останешься после пятиминутки, Наа
От удара входная дверь помещения чуть не слетела с петель. На этот раз в нее хлынула перемешенная ватага в оранжевых касках. Вместе с ней в помещение ворвался смачный мат и грубый хохот. Воздух покачнулся от резкого смешения запахов пота, грязи и грубости.
Здорово, Сергей Сергеевич, что там с последним анализом? Печь видел? Опять этот упырь угандошил все!
Отпуск что мне не подписал? Что волоебствуешь?
Отгул обещал на завтра И?
Вопросы, один за другим, сыпались на голову Сергея Сергеевича.
Машину-то поправил?
Его ежик уже лоснился от раздражения, но он, сохраняя мнимое спокойствие, все-таки пытался отвечать на вопросы, улыбаться женщинам, пожимать все протянутые руки и прочитывать все раскрытые журналы. Штук пять.
Да некогда пока. Пока ездит там видно будет.
Видел!
Обещал значит подпишу! В течение смены подойди, разберемся.
Смотри! Пиздобол хуев!
Распишись за двадцать пять, Корявый. Где справка?
Илью кто-нибудь видел сегодня?
Минут пятнадцать я с открытым ртом наблюдала, как вся эта ватага размещается на стульях. Свободных стульев осталось три: один возле меня и два сзади. Входные двери перестали хлопать, и в помещении повисли смешливые перешептывания, прерывистый кашель, чье-то хриплое дыхание и сопливые вздохи. Я осторожно оглянулась на свой будущий коллектив. В основном, это были мужчины в грубых куртках, оранжевых касках, с плотными варежками под мышкой. Молодые, старые различного возраста все походили друг на друга, как инкубаторские. Они сидели и ждали. Кто-то из них сладко зевал, кто-то смотрел в телефон, кто-то вполголоса разговаривал с соседом. Женщины выглядели отважными. Их подбородки, излишне задранные, висели как будто над тетивой. Пестрые косынки, выглядывавшие двумя концами из-под касок, были свежими; губы в основном яркими: красными, бордовыми, фиолетовыми. Те из них, которые постоянно вертели головой, смотрели на мир с плебейским вызовом. Я попыталась втянуть свою длинную шею в воротник рабочей куртки. Меня знобило от незнакомой обстановки и всех этих незнакомых людей.
Соседний стул так и остался пустым. Моя Вера не появилась пока. Может быть, она разбилась? Ожидание Веры затягивалось и пугало меня.
Ну что? Где же этот кабан стреляный? Сергей Сергеевич явно кого-то ожидал. Я посмотрела на свой «самсунг». Телефонный экран показывал тридцать три минуты одиннадцатого. Пятиминутка должна была начаться три минуты назад.
Ох, опаздываю как всегда. Заболтался с Фадейкиным, понимаешь ли, В дверь опрометью влетел резвый парень. Бросив каску и фуфайку на лавку, он присел возле Сергея Сергеевича. Схватил первый попавшийся под руки журнал и с виноватой улыбкой погрузился в него. Сергей, начинай!
Где был-то опять, Жень? Сергей Сергеевич раздраженно посмотрел на часы.
С Фадейкиным! Говорю же! Производственные моменты обсуждали!
Начнем раскомандировку. Горбатов, слушай внимательно. Тебе там задание определил на сегодня. Вникай!
Сергей Сергеевич углубился в журналы. Он зачитывал какие-то анализы с прошлой смены, технические указания, дополнительные задания. Все его чтение сопровождалось нецензурными комментариями со стульчиков, присвистываниями, женским губным цоканьем. Он реагировал на все эти вставки, но реагировал молча, бросая лишь короткий и цепкий взгляд в сторону комментировавшего запись и продолжая читать. У меня сложилось впечатление, что где-то во внутреннем кармане его рабочей куртки припрятаны наказания для всех, им замеченных.
Все! Пойдемте смену принимать! Сергей Сергеевич захлопнул все журналы и, скрестив пальцы рук, стал провожать работников долгим взглядом. Несколько человек остановились возле стола:
Ну что, Сергеевич? Когда отгул дашь?
Да не знаю я пока ничего! Вот пристал то со своим отгулом! Иди! Работай! В смене разберемся! А то, может, и не за что давать тебе его даже!
А ты что сидишь? Я поймала на себе удивленный взгляд Евгения.
Потому что не знаю, куда идти. Я дозировщицей. На стажировку. Вы же сами сказали подождать конца пятиминутки, я растерянно смотрела то на Сергея Сергеевича, то на Евгения.
Сергей Сергеевич, стукнув себя по лбу, вскрикнул:
Че молчала-то сидела? Надо было с Катей тебя отправить на двадцать первую печь. Я-то про тебя совсем забыл. Без тебя забот хватает! Еще бумаги ведь на тебя нужно оформлять. На кого вот только? Не знаю. Галька на больничном. Когда выйдет неизвестно.
Сергей Сергеевич двумя руками схватился за голову, как будто она внезапно заболела у него.
Как тебя зовут? Забыл.
Надя.
Надя, иди за дверью подожди, сейчас решим что-нибудь!
Я вышла из помещения для пятиминуток. Сердце колотилось бешено, так же, как сегодня утром, когда Андрей решил досконально изучить мое тело. Все. Полностью. По миллиметрам. Настойчиво и глубоко. Я блаженствовала, ощущая его ритмичную нежность. Мои виски стучали от радужного предвкушения. Я хватала губами губы Андрея. Его вздохи. Его запахи. Взрываясь от невыносимого наслаждения, я судорожно цеплялась за простыню, за плечи, за бедра, за волосы Андрея. И в этой точке бешеного оргазма я любила Андрея. Ровно шестнадцать секунд. Может, меньше.
***
Мы познакомились с Андреем все в том же магазине, где я работала продавцом, а он грузчиком. Я бы никогда не заметила его, не обратила внимания, если бы не наши постоянные соприкосновения в рабочее время. Когда он передавал мне коробку. Или когда помогал выставлять товар на полки. Эти соприкосновения длились гораздо дольше, чем того требовал момент, и это вынужденное затяжное касание раздражало меня. Я стала наблюдать за ним, когда оставалось свободное время. Я стала пытаться заговорить с ним.
Андрей, ты пробовал новую тушенку?
Андрей, покрываясь пятнами от смущения, робко отвечал мне:
Нет. Я ем то, что мать приготовит.
Ты с матерью живешь?
Да.
А отец?
Умер давно.
Мне жаль..
Мне тоже.
Постепенно Андрей стал моей тенью в магазине. Он, молча, следовал за мной попятам. Он всегда оставался рядом. Его рабочая смена длилась до пяти часов, но у него вдруг появлялись неотложные обязательства в магазине: то товар переставить срочно понадобилось, то коробки разобрать, то просто посидеть «че дома-то делать». Однажды Андрей не вышел на работу, и я позвонила ему. Я настолько привыкла к его постоянному присутствию, что до звонка искала все утро и никак не могла найти себе место в магазине.
Привет! Андрей, что случилось? Почему ты не на работе?
Привет. Я заболел. Температура 39 и 3. Недельку дома побуду. Полечусь. Мать настаивает.
Мм. Конечно. Выздоравливай, я положила трубку и посмотрела в окно.