Бывает, уверенно рубанула я, поддавшись её состоянию. Ещё как бывает!
Мы с Володькой пришли на выставку.
Внутри галереи слишком ярко, даже тревожно ярко освещённой большими круглыми люстрами, с вытянутыми бутонами электрических ламп, имитирующих свечи, волнующе пахло обрывками парфюмерных ароматов и живых цветов.
У раздевалки губастый мужик в лохматой шапке, в пальто со столь же лохматым воротником, похожий на медведя, расцарапывал свёрток из плотной суровой бумаги.
Губы у посетителя выставки шевелились. Маленькие глазки под лохмами шапки двигались. «Медведь» священнодействовал. Как будто раздвигал малинник, предвкушая увидеть внутри куста яркие сочные ягоды.
Наконец, из-под грубой серой брони явились на свет хрупкие белые лилии.
Мужик взволнованно облизнулся.
А я начала стаскивать с себя пуховик.
«Давай помогу», предложил Володька, содрал с меня одежду и сдал её в галерейный гардероб молодящейся старушке со сгустками оранжевой помады в морщинистых губах.
В самом дальнем углу галереи скромно жалась тётенька.
Она была сильно не похожая на снующую туда-сюда богему с пузырящимся сквозь бокальное стекло шампанским в дорого окольцованных руках.
Тётечка эта не была похожа на художницу.
Её бардовая старомодная кофта с карманами, седеющие волосы, собранные в жидкую кичку на затылке, нерешительность всё указывало на то, что женщина чувствует себя чужой на этом празднике жизни.
Извините, кто автор этих картин? тем не менее спросила я, указывая на несколько полотен, связанных одной темой. На каждом из них было небо.
Я, встрепенувшись, откликнулась тётушка с видом торговки неходовым товаром на рынке, к которой наконец-то обратился покупатель.
Я всегда рисую только небо, охотно заявила в интервью художница.
Почему?
Потому что на небе Ангелы живут.
Ага вот как?.. А что они там делают?
Ну, я же говорю Они там живут! Конечно, иногда они спускаются на землю Но не часто Кстати! У вас за спиной сейчас Ангелочек стоит.
У меня???
Да. Мальчик лет семи. Сам светленький, а свитерок у него тёмненький На груди пятнышко маленькое розовое Этот мальчик всегда будет хранить вас. Всю жизнь.
Ну, что ж всё может быть, всё может быть, торопливо засовывая в сумку блокнот с записями, поспешила свернуть я беседу, опасно норовящую скатиться в бред. Наша газета обязательно опубликует интервью с вами Возможно, во вторник Ловите.
«Мадам ку-ку» уже мысленно и глубоко разочарованно закончила я свою речь, потом зло окликнула Вовку, чтобы он прекратил-таки щёлкать фотоаппаратом.
В тот год, стремительно уходящий, я была на «мели».
Жильё моё, съёмная квартирка на окраине города, расположенная в двухэтажном жёлтом бараке, ничуть меня не радовала.
То ветер, воющий за окном, вгонял в меня смертельную тоску; то почти остывшие рёбра батарей доводили меня до «белого» каления; а уж ночные бурные попойки соседей-алкашей за стенкой и вовсе рождали во мне приступы животного жгучего страха.
Арендовать другое жильё я пока не могла.
Смена работы, на которую я решилась месяц назад, была кульбитом рискованным. Я экономила каждую копейку, боясь остаться с «фигушкой в кармане».
Личная моя жизнь и вовсе разладилась, многолетний вялотекущий любовный роман, словно старый и грустный тягловый мерин, пал вдруг на бок, да и сдох.
«Наконец-то, с облегчением подумала я, туда тебе и дорога».
Где Новый год встречать будешь? спросил меня Вовка, когда мы шли на очередное задание редакции мимо магазинных витрин, торжественно мерцающих весёлыми огнями.
А, безнадёжно хмыкнула я, дома встречу. Куплю в гастрономе селёдку под шубой Ещё в моём холодильнике давным-давно стоит недопитое вино «Изабелла» в картонной коробке, надеюсь, оно не прокисло. Включу телевизор, приволоку на диван ватное одеяло, зароюсь в него в квартире очень холодно чокнусь с ведущими «Голубого огонька» Вот и вся моя программа новогодней ночи.
В Новый год одна? удивился Вовка.
Одна. Совсем одна!
А я с сыном Новый год встречать буду. Приходи, если хочешь.
Хочу, как «за соломинку» ухватилась я за Вовкино предложение. Конечно хочу!
Я нажала на кнопку звонка.
Дверь медленно приоткрылась.
В проёме я увидела мальчика лет шести-семи.
Дневной зимний свет, которого хватало сполна, когда я бодро шагала по свежезастеленной снегом улице, теперь умалил свою милость.
Здесь, в подъезде, его источником служило только мутное подъездное окно.
Мне пришлось прищурить глаза, чтобы получше рассмотреть белокурого ребёнка, стоящего на пороге.
Его острое лицо казалось тем более бледным, почти размыто-голубым, как будто бы служило фоном для больших и тоже голубых (таким бывает небо в конце марта) глядящих на меня усталых детских глаз.
Но взгляд мой резко съехал ниже.
Мальчику на грудь.
Там, под тщательно отутюженной рубашкой, стремясь к подбородку, уродливо бугрился горб.
Вы Марина? спросил меня мальчик. Его вопрос лёг на свист, доносящийся из груди, как слова песни на музыку.
Да. А ты Влад?
Ну конечно Входите.
Влад отступил внутрь, и я шагнула в квартиру.
Давайте куртку, маленький хозяин услужливо потянул меня за рукав. Папа сейчас вернётся. Он в магазин убежал. За ванилью.
Что печёте?.. Запах-то, запах! с наслаждением поводя носом и вытаскивая из сумки нарядный свёрток, спросила я.
Штрудель. Яблочный, скороговоркой ответил мальчик, более заинтересованный моими действиями, чем беседой. Что это? Подарок?
Подарок.
Только не сочиняйте, что Дед Мороз передал Я не маленький.
Ну почему же Дед Мороз? замялась я. И прижала пакет к груди. Это от меня тебе подарок. Уж не знаю, понравится ли
Мне не понравятся коньки, мяч, велосипед один за другим принялся зажимать на руке пальцы Владик, всё остальное понравится.
Круто! Я знала! Я знала, что большая кастрюля для варки щей тебе точно понравится! подзадорила я мальчишку.
Чего? сморщил носик Влад. Кастрюля для щей? С капустой? С варёной морковкой? Бе-е-е ненавижу Но там не кастрюля У вас в руках что-то плоское.
Э, да ты у нас наблюдательный, как Шерлок Холмс! одобряюще похлопала я по плечу ненавистника щей. Ну на, держи.
Лего! взвизгнул Влад, извлекая из-под нарядной обёртки коробку с конструктором. Самолёт! Я о нём сто лет мечтал!
Я смотрела вслед мальчику, улизнувшему от меня из коридора в гостиную.
Влад не ускакал вприпрыжку.
Он именно улизнул.
Сделал это плавно, как бы увернулся.
Этим телесным кульбитом выражалась максимальная Владова скорость. И коробку с самолётом он не прижимал ручонками к груди, как делают многие дети на свете в момент получения желанного подарка, а волок, зажав под мышкой, накреняясь немного вбок под тяжестью крупной добычи. Эти жесты, продуманные, осмотрительные, лишённые детского восторженного задора, добавляли ему много-много лет.
А голос, низкий, одышечный, и вовсе делал Влада похожим на маленького старичка.
Я вгляделась в своё отражение в зеркале, висящем в тесном коридоре.
Зеркало ничем не удивило.
Тот же пучок на затылке.
Под левым глазом чуть подтёкшая, растворённая попавшей в глаз снежинкой дешёвая чёрная тушь.
Мари-и-и на произнёс моё имя с очень длинным «и» вошедший в квартиру Вовка.
И это долгое «и» сделало звучание имени особенным.
Я вздрогнула от этой неожиданно блеснувшей своей мысли о том, что особенными делают наши имена люди любящие.
Здравствуй, Володя, улыбнулась я.
С Владом уже познакомилась?
Конечно.
А почему здесь стоишь? К ёлке идём! К ёлке!
Вот так ёлка! искренне удивилась я. Никогда такую не видела.
Мы её из картонной коробки сделали, сидя на ковре перед горой рассыпанного лего, важно сказал Влад, жалко живую губить.
Конечно жалко!.. А ваша ёлка просто чудо.