Старшина остановился и, посмотрев в глаза боярину Широковатому, спросил:
А перед государями?
Иван Савватеевич растерянно поморщился:
Господь рассудит.
Парень, которого доставили стрельцы с трактира за смертоубийство, лежал на соломенной подстилке, одной рукой пристегнутый к решетке кованой цепью. На лице темнели следы от кровоподтеков. Одна бровь была рассечена, но кровь на ней уже высохла.
Ай-ай-ай, покачал головой Иван Савватеевич. Чего лупили-то так? спросил он у Сеньки, что стоял рядом, бряцая связкой ключей на большом кольце. На кой вам дознание-то понадобилось?
Полагается, ответил Сенька, глупо улыбаясь.
Так он же признался во всем, вмешался в разговор старшина.
Под протокол надобно, пояснил свою позицию подьячий.
Ну, надо так надо, с сомнением произнес боярин. Отцепи его, распорядился он. Мы наверху подождем, разговор имеется.
Парня умыли холодной водой и сняли кандалы. Он брел босой по холодному каменному полу Разбойного приказа. Иногда он останавливался и утыкался лбом в железные прутья решеток. Его не торопили, давая прийти в себя для разговора с важными людьми.
Парня завели в маленькую келью для допросов с решетчатым оконцем под потолком и усадили на лавку.
Ожидай.
Через несколько минут тяжелая дверь с коваными запорами натужно скрипнула, и на пороге появились два человека. Заключенный с трудом поднял голову и пристально посмотрел на вошедших. Один из них был ему хорошо знаком. Именно этот человек в стрелецком кафтане дал указание бросить его в подвал. Второй человек был ему не знаком. Но дородный вид и богатый кафтан говорили, что пожаловала важная птица. И речь пойдет не иначе о его сиротливой головушке, которую черт дернул связаться с раскольниками, засевшими в трактире. Парень мотнул головой и уставился на белую стену, по которой черной точкой, медленно перебирая лапками, ползла большая черная муха.
Боярин Широковатый немедля уселся на лавку подле стола и, подтянув брюхо руками, с прищуром посмотрел на парня. Стрелецкий старшина Емельян Федотович Басаргин, отодвинув тяжелый стул от деревянного стола, деловито уселся на него, опустив локти на стол.
Начинай ты, Иван Савватеич, попросил старшина Широковатого.
Широковатый довольно крякнул, хоть какое-то развлечение.
Значит, о вере говорили с бражниками в трактире? строго спросил у заключенного Иван Савватеевич.
Заключенный повернул голову в его сторону.
О вере, батюшка, сквозь зубы пролепетал парень. В раскол они подались, или знаются с ними.
Повтори, вклинился в допрос старшина.
Про огненные корабли говорили, про поклоны и двуперстие, пояснил парень.
Боярин отчаянно прицокнул языком:
Я что говорил!
Как величают тебя? спросил Широковатый.
Волдарь, растянуто ответил парень.
Чей будешь, откуда? наседал на него старшина.
С Поморья я.
Свободный крестьянин, стало быть? уточнил Иван Савватеевич с легкой иронией.
Парень согласно кивнул.
А в Москве чего забыл?
С рыбным обозом приходил, да деньги все пропил.
Широковатый криво усмехнулся:
Теперь уж не скоро рыбу свою увидишь.
Боярин обратился к старшине с неожиданным вопросом:
Раскольники на Москве объявились?
Так они и раньше были, усмехнулся кривой улыбкой старшина, только тихо сидели.
Так я о том толкую, добавил ему вслед боярин. Вновь пришла ересь Аввакумова в столицу.
Стража! громко крикнул старшина. Этого забирайте и не бейте больше. У него вся вина на лице написана.
Боярин Широковатый и старшина вышли из здания приказа.
Ну, что делать будем, а? спросил старшина.
Иван Савватеевич покосился на старую кремлевскую стену. Местами кирпич выпал, осыпавшись на землю красно-бурыми осколками и песком.
«Неустройство в государстве нашем», про себя произнес он.
Ловить будем, как положено. О таком происшествии придется доложить думному боярину Шакловитому. Он указик издаст, матушка подпишет, тебе, Емельян Федотыч, как и положено, искать.
Старшина пристально посмотрел на боярина. Заметив его взгляд, Иван Савватеевич поспешил его успокоить:
Тебя не забуду, не сомневайся, вместе дознание провели.
Старшина повеселел. Служба службой, а деньги карман в кафтане не оттянут. Не святым же духом питаться.
Глава 3
Преображенские коллизии
Утро в селе Преображенском выдалось пасмурное. Туман лег на верхушки деревьев, и казалось, будто они покрыты огромным пуховым одеялом, а шапки из тугих, косматых облаков готовы вот-вот пролиться первым летним дождем. Где-то на опушке леса куковала кукушка. Сверчок, примостившись в щели бревен темных покатых сельских изб, издавал радостные трели, радуясь теплу и летнему солнцу. На лугу за селом сидела девчушка, на голове которой красовался венок из первых цветов подснежника и мать-и-мачехи, глядя на старшего брата, закинувшего удилище из сосны в яму у изгиба реки.
Единственными звуками, что нарушали эту райскую деревенскую пастораль, были бой пехотного барабана да стук десятков плотницких топоров.
Юный царевич строил свою первую крепость: Престбург.
Потешные гренадеры, пока еще просто бывшие деревенские холопы, упражнялись с деревянными мушкетами в штыковой атаке и строевых маршах.
На плечо взять! Шагом арш!
Бывшие холопы, не понимая команды, рушили строй, запинались о переднюю шеренгу, наступая друг другу на пятки. Франц Лефорт бегал по полю, где еще несколько лет назад крепостные сажали овес, и орал на будущих солдат.
О майн гот. Ты есть тупая русский скотина! брызгал он слюной, выхватив очередного провинившегося рекрута из строя. Питер, это очень, очень сложно их обучать.
Высокий юноша, стоящий у деревянных, наспех сколоченных ворот крепости, улыбался, глядя на его старания. Он хлопал широкой ладонью немца по плечу, приговаривая:
Ты уж постарайся, Франц.
Немец вскидывал руки в стороны и плелся обратно к строю. Так повторялось изо дня в день, пока горе-воины не постигли искусства строевого шага. Но и на этом их беды не закончились. В крепость доставили литые пушки, и будущие гренадеры пытались взять крепость штурмом, над деревянными сводами Престбурга раздавались стоны и проклятия. После очередного штурма бывшие холопы выплевывали на траву зубы и утирали кровавую юшку с разбитых носов.
Петруша развлекается, глядя в окно деревянного дворца, шептала прислуге Наталья Кирилловна Нарышкина. Она выпивала свой чай и садилась за новую вышивку.
Но ее Петруша вовсе не развлекался.
Численность потешного войска достигла двух полков. Такую орду нужно было кормить. И Петруша постоянно клянчил у маменьки деньги. Но денег в казне не было. Нарышкины брали деньги у своих сторонников в надежде дождаться того момента, когда юный Петруша достигнет совершеннолетия и сам примет участие в управлении державой, тогда деньги непременно найдутся. Но на пути его полного воцарения стояла властная сестра Софья.
Но сейчас Софья была в Москве, а Петруша здесь, в Преображенском, устраивал очередные маневры своих потешных полков.
О мин херц, прибыл голландец Карш Карштен Брандт, запинаясь, выпалил Меншиков. «Да что ж у этих иноземцев имена такие корявые».
Приехал, значит, голубчик. Так веди меня скорей к нему, оживленно воскликнул Петр и, улыбнувшись, обнял Алексашку.
Петр огромной ручищей схватился за деревянную ручку двери. Его глаза сияли от радости. В большой и светлой гостиной Петра ожидал низкорослый мужчина в голландской треуголке, держа в руках кружку с напитком. В середине зала суетилась девушка-челядинка. Служанка ловко расставляла на столе блюда с разными яствами и кувшины с ароматными напитками. Заметив царевича в распахнутых дверях, человек в иноземной треуголке поднялся и отвесил поклон, приветствуя царевича.