Я со вздохом встаю и плетусь в кабинет, как говорится «на ковёр».
В кабинете восседает наша королева Антонина Ивановна. Я вхожу, но она не сразу смотрит на меня. Вижу, что тщательно продумывает каждое слово. В конце концов, она поворачивается ко мне, смотрит в упор, не моргая, своими бледно-голубыми глазами и ровным голосом спрашивает:
Ты выписывала гипсокартон на Горького?
Да, я.
В последнюю неделю я работаю за кассой одна, одна моя напарница ушла в отпуск, второй на больничном, а третий уволился без отработки. Вполне предсказуемо, что гипсокартон выписать могла только я.
Отправляла документы логисту? медленно спрашивает она.
Я начинаю судорожно припоминать, отправляла или нет, записала в тетрадь доставку или не записала. Ничего не могу выцепить из памяти и сдаюсь:
Не помню.
Так вот мне сейчас позвонил клиент и высказал всё! она переходит на крик, Всё, что думает о нашем «грёбаном» магазине! Он так и сказал. Я позвонила логисту, так она говорит, что ей никто документы на доставку не отправлял! А, знаешь ли, машина без документов на доставку не поедет! Чего ты ресницами хлопаешь? Аж бесит! Ничего сказать не хочешь?
Я Просто народу много было, я закрутилась и забыла я не знаю, что ещё ответить на её обвинения.
Закрутилась она! А у клиента целый день бригада строителей ждала! В этот раз ты просто так не отвертишься: минус 50% премии, понятно?
Я чувствую, что к горлу начинают подступать слёзы. Дело даже не в деньгах: мне обидно потому что Я просто устала. Весь отдел на мне: и уборка, и ценники, и касса. И три начальника, которых я должна слушать день за днём. Только не плакать!
Я киваю ей головой, мол, всё поняла, и задом вываливаюсь из кабинета. Почему так тошно? Это даже хуже, чем вдыхать пары бабули-вонючки.
Так, надо сосредоточиться. Я сажусь за кассу и действительно отключаюсь от внешнего мира. Мне нужно следовать простому алгоритму: набить товар, провести, взять оплату, отдать сдачу и чек. И так много-много раз. За час до окончания рабочего дня я считаю деньги и сверяю кассу по телефону. В кабинет идти нет никакого желания.
У тебя чек на сто рублей не пробит, слышу шипение из трубки.
Сейчас пробью, быстро отвечаю я и скорее нажимаю на кнопку с красной трубочкой, чтобы завершить звонок.
Через час рабочий день заканчивается, и я, накинув рюкзак на плечо, плетусь домой.
На улице мрачно и темно. Осенью и зимой выхожу на работу, пока ещё не рассвело, а ухожу оттуда, когда солнца уже не видно. Складывается ощущение, что день не наступает вовсе. Можно закрыть глаза и представить, что я живу, например, на Кольском полуострове среди полярной ночи, в каком-нибудь Североморске, где на субмаринах служат крепкие высокие парни. Одни служат, другие лежат под толщей воды. Там сейчас темно и холодно. Они покоятся в своих распоротых ракетой отсеках, а в кармане лежит пластиковая шариковая ручка, которой они не дописали письма девушкам и матерям. Порой мне кажется, что так же распорота моя черепная коробка, а мозг, словно оголенный провод, замыкает, искрит и дымится. «Осторожно, высокое напряжение!», читается в глазах. Я высматриваю свое отражение в зеркале. Включила дополнительную лампу. Оскалила зубы, чтобы оценить их на кариес и желтизну. Пора бросать чай и кофе. Увидела сеточку тонких морщинок под глазами. Выключила свет. В холодильнике пусто, лишь в кошачьем ящике стоит килька в томатном соусе. Двадцать банок. Открываю одну и половину выкладываю в миску на полу. Кот, доселе дремавший где-то в комнате, подлетает на кухню и нюхает миску. Затем с отвращением скребет лапой по линолеуму и уходит.
Ах, ты ж тварь! беззлобно выражаю своё неудовольствие.
Затем беру чайную ложку и доедаю остатки кильки с найденным в пакете полувысохшим куском хлеба.
Что ты о себе возомнил? обращаюсь к коту. Он лежит неподалеку на полу и с искренним интересом наблюдает за тем, как я выскребаю подсохшим мякишем остатки томатного соуса в консервной банке. Проглатываю последний кусок, кидаю коту неуважительное «дурак» и иду в кровать. Ложку вымою потом.
Как же приятно застелить диван и растянуться на нём после рабочего дня! На тумбе рядом лежит книга, которую я читаю уже полгода. Стыдно перед самой собой, но это любовный роман. Я купила его ещё весной, когда поехала в соседний город заключать договор аренды на квартиру. До электрички оставалось ещё больше часа, и я позарилась на эту книжонку. Называлась она довольно привлекательно: «В ожидании любви». Я в этом ожидании живу уже второй десяток. Все мои одноклассницы давно вышли замуж, нарожали детей, купили дом на материнский капитал, а я по-прежнему одна. Зачем я купила эту книгу? Может, ожидала, что найду инструкцию, как наладить личную жизнь? Однако, всё, что я нашла, это то, как главная героиня, уже замужняя, живет с нелюбимым человеком и наставляет ему рога с каждым встречным и поперечным с полным описанием поз, действий, затвердевших сосков и охов-вздохов. Как можно писать о любви так бездарно и пошло? Куда мы, люди, скатились? А этот олень? Он видит поведение своей благоверной и пытается вернуть её в семью. Очень глупо! Прочитав одну страницу, я кидаю роман на тумбочку и выключаю свет. Скольжу пальцами под трусики, но, подумав, останавливаюсь. Это всё тупая книга. Не хочу вестись на эту дрянь.
Почти ночь. На улице светят одинокие фонари. Один из них стоит у моего дома и заигрывает с полуголой берёзой. Она смущённо шелестит остатками лиственного одеяния, а я сижу в тёмной комнате и наблюдаю, как тени от её конечностей переплетаются с искусственным светом и вырисовываются на закрытых наглухо шторах. Она заламывает свои тонкие пальцы и молит его о пощаде. Я сижу на диване, накрыв ноги одеялом, никого не хочу видеть и слышать, и только безотрывно слежу за соитием света и тени на шторе.
Внезапно на улице наступает абсолютная тишина, и дерево замирает в ожидании чего-то ужасного. Я тоже перестаю дышать. Нарастает чудовищный гул, словно из тоннеля подземки прямо на меня мчится многотонная машина по рельсам. Тревожно звенят стёкла в окнах, и я слышу, как по ним тяжело начинают барабанить крупные капли. Я выдыхаю: это всего лишь дождь. Бум-бум-бум-бум. Всего лишь дождь. Бум-бум-бум. Дождь. Бум-бум-бум. Дощ. Дощ. Бум-бум-бум. Щ. Щ.
И вот комната плывет куда-то, звуки отдаляются и превращаются в монотонное месиво. Я слушаю свое тихое дыхание, и меня со всех сторон окружает тёплая мягкая дрёма, которая обволакивает руки и ноги, проникает в уши и ноздри, наполняет рот и качает меня на облаке. Спи, котёнок, засыпай. Я парю в невесомости, все ощущения исчезли, и осталась только ментальная я. Да нет, бред какой! Где моя физическая оболочка? Я словно ухаю в пропасть и всем телом ударяюсь о диван. Тело не дает мне забыть о себе и таскается следом за сознанием, как рыба-прилипала.
И вот я медленно пробираюсь сквозь кисель сна к своему рабочему месту. Я кассир. Только сегодня ночью не в строительном магазине, а на улице. Сижу за кассой на пересечении дорог, как регулировщик, и машу руками. Вы! Да, вы, наденьте маску! А вы проходите сюда, свободная касса! Какие кальмары? Нет, у нас нет кальмаров. Сегодня мы продаем только остатки самолюбия, самоуважения и самообладания. Да, у нас акция на всё, что начинается с «само»! Не задерживайте людей. Один товар в одни руки! Соблюдайте социальную дистанцию! Да-да, вы, нищеброд, отойдите от той красотки, от вас сильно разит духовным миром. А вы почему отпускаете шутки ниже пояса? У нас тут литературный кружок вообще-то!
Почему я опять работаю одна? Где мой напарник? А, вот он, стоит за углом. Высокий, в специальном строительном комбинезоне. Не хочет мне помогать, бросил меня одну на растерзание толпы. Собрался уходить, машет мне рукой. Стой, подожди! Я встаю из-за кассы, и влипаю обеими ногами в тягучее болото. Не могу поднять колено, не могу даже пошевелиться. А он уходит за угол дома и исчезает из поля моего зрения, оставляя в моей душе огромную чёрную дыру. Открываю глаза.