Идемте, мистер. Время деньги.
Охранник Амитиил, похоже, счел это заявление забавным. Он улыбнулся и коснулся козырька фуражки двумя пальцами, салютуя Кармайклу. А потом снова застыл в расслабленной позе, невозмутимо глядя в ту пустоту, что действовала мне на нервы.
Двери лифта закрылись, и кабина, дернувшись, начала движение.
Итак, сказал я, теперь, когда между нами и тем, насчет чего вы беспокоились, стоит как минимум один ангел-хранитель, вы можете мне сказать, куда мы направляемся?
К уголкам глаз Кармайкла сбежались морщинки.
Я и так уже перерабатываю в качестве экскурсовода, Дрезден. Вам нужно поговорить с капитаном.
Кармайкл провел меня через помещение, уставленное офисными столами без перегородок. Все это напоминало отдел специальных расследований в чикагском управлении. За столами сидели несколько мужчин и женщин они работали с бумагами, перебирали папки, разговаривали по телефону ни дать ни взять копы за повседневной работой. Все до единого производили впечатление ровесников Кармайкла, пребывая в том возрасте, когда энергия молодости и жизненный опыт достигают некоторого подобия баланса. Я никого из них не узнал, но Кармайкл кивнул двум-трем в знак приветствия и получал ответные кивки. Он проследовал через весь зал к двери в единственный отдельный кабинет и постучал.
Войдите, послышался изнутри негромкий баритон.
Кармайкл распахнул дверь и пропустил меня в кабинет, маленький, но обжитой. Здесь стояли старые шкафы для документов, старый деревянный стол, несколько старых деревянных стульев. На столе коробка для входящих документов, коробка для исходящих документов, игла для нанизывания бумаг и телефон с дисковым набором. Компьютера не было. Вместо него на боковом столике виднелась старая электрическая пишущая машинка.
Мужчина, сидевший за столом, тоже производил впечатление Кармайклова ровесника, а еще смахивал на профессионального боксера. Кожу вокруг глаз тут и там стягивали шрамы, а нос, похоже, не раз был сломан. Пиджак он снял и повесил на спинку стула, так что бицепсы, едва не рвавшие на нем белую рубашку, не скрывало ничто. Рукава он закатал выше локтя и руки его в обхвате ненамного уступали деревянному телеграфному столбу, а крепостью, пожалуй, так и вообще не уступали. Образ дополняли светлая шевелюра, голубые глаза и челюсть, при виде которой в голове сразу возникали ассоциации с бульдогом. Мужчина тоже показался мне смутно знакомым.
Джек, обратился к нему Кармайкл, это Дрезден.
Джек, не вставая, окинул меня взглядом с головы до пят и не произнес ни слова.
Он всегда такой до первой чашки кофе, объяснил мне Кармайкл. Не принимайте это на свой счет.
О! Кофе! нарушил я воцарившуюся за этими словами тишину. Неплохая мысль.
Пару секунд Джек внимательно на меня смотрел.
Дрезден, произнес он эдаким медовым голосом. Дрезден, вы голодны?
Нет.
А пить хочется?
Я немного подумал:
Нет.
Это потому, что вы умерли, сообщил Джек, и по лицу его скользнула улыбка короткая и не сказал бы, что ободряющая. Вам больше не нужно пить. Вам больше не нужно есть. Кофе не будет.
Я вопросительно покосился на Кармайкла.
Я остаюсь при своем мнении. Кармайкл посмотрел на Джека и ткнул большим пальцем в сторону двери. Мне нужно вернуться к делу с ракшасом.
Иди, произнес Джек.
Кармайкл хлопнул меня по руке.
Удачи, парень, сказал он, развлекайся!
Он вышел уверенным шагом делового человека, оставив меня наедине с Джеком.
В воздухе повисло неловкое молчание.
Это не совсем то, чего я ожидал от загробной жизни, заявил я.
Потому что это не она, ответил Джек.
Я нахмурился:
Вы же сказали, я умер. Значит, это загробная жизнь.
Вы умерли, подтвердил Джек. Но это Между.
Я нахмурился еще сильнее:
Что-то вроде чистилища?
Джек пожал плечами:
Если вам так привычнее, можете называть и так. Но вы здесь не потому, что вам нужно очиститься. Вы здесь потому, что ваша смерть выбивается из общего ряда.
Меня застрелили. Или утопили. Не самый редкий случай.
Джек поднял ручищу и помахал ею в воздухе:
Речь не о физической стороне. О духовной.
Духовной? переспросил я, продолжая хмуриться.
Ваши оппоненты, пояснил Джек. Вы погибли, потому что они смошенничали.
Постойте. Какие оппоненты?
Ангел, стоящий на часах у лифта, мог бы послужить тем, что мы, копы, называем зацепкой. Или вам портреты предъявить?
Эм Черт, вы имеете в виду Настоящих Падших ангелов?
Не совсем. Но если вам так привычнее считать, сойдет. Вроде этого. А вот что существенно и что вам стоит знать так это то, что они плохие парни.
Значит, пробормотал я, все из-за того, что они нарушили какие-то вселенские законы?
Вы стояли у них на пути. Они хотели, чтобы вы исчезли. Для того чтобы это случилось, они нарушили законы. В результате вы стали уже моей проблемой.
Я смерил его хмурым взглядом, потом посмотрел на себя. Как выяснилось, на мне были джинсы, черная футболка без рисунка и мой черный кожаный плащ который, будучи изорванным в хлам, погрузился в воды озера за час или два до того, как меня застрелили. Я имею в виду, плащ безвозвратно погиб.
Тем не менее он красовался на мне, целый и невредимый. Как новенький.
Вот это почему-то хлопнуло меня по мозгам сильнее, чем все остальное, вместе взятое.
Я умер.
Я умер!
Чикаго, Белый Совет, мои враги, мои друзья, моя дочь Все это исчезло. Безвозвратно. И я не имел ни малейшего представления о том, что будет со мной дальше. Комната пошла кругом. Ноги разом сделались ватными. Я плюхнулся на стул лицом к Джеку.
Все это время я ощущал на себе его взгляд.
Сынок, произнес он, помолчав немного, мы все через это проходим. Знаю, с этим трудно смириться, но тебе придется взять себя в руки, иначе я ничем не сумею тебе помочь.
Я зажмурился, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов и в первый раз обратил внимание на то, как замечательно я себя чувствую в физическом плане. Такого со мной не бывало с самого детства, когда энергия буквально захлестывала меня и я испытывал острую необходимость тратить ее направо и налево желательно на что-нибудь приятное. Руки-ноги словно стали сильнее, быстрее, легче.
Я покосился на левую руку и увидел, что от шрамов, полученных в результате жуткого ожога несколько лет назад, не осталось и следа. Я сделался цел и невредим, словно со мной никогда и ничего не случалось.
Я попробовал мыслить логически, и до меня дошло, что на самом деле я не чувствую себя так уж хорошо, просто мне недоставало длинного списка ранений и прочих травм. Старый-старый шрам чуть ниже правого локтя я заработал его, чистя рыбину, которую поймали мы с дедом (дедом!), тоже исчез.
Постоянное негромкое, но несмолкаемое нытье старых ран по всему телу исчезло без следа. Что, если подумать, вполне естественно, поскольку исчезло и само тело.
Боль прекратилась.
Я провел по лицу рукой.
Простите, пробормотал я. Слишком много всего и сразу.
Он снова заулыбался:
Ха. Просто подождите.
Его тон начинал меня раздражать. Что ж, раздражение являлось чем-то привычным, за что можно было держаться, и я, упершись в него широко расставленными воображаемыми ногами, сумел-таки остановить вращение стен.
Итак, кто вы такой? спросил я. И чем можете мне помочь?
Если вам хочется меня как-то называть, зовите меня «капитан». Или «Джек».
Или «Воробей», не удержался я.
Джек смерил меня полицейским взглядом, в котором не читалось ничего, кроме легкого, едва заметного неодобрения. Он выудил из стопки папку с бумагами и шлепнул на стол перед собой.
Приятель, заявил он, пробежавшись взглядом по ее содержимому, вы тут застряли до тех пор, пока мы не разберемся с этим отклонением.
Почему это?
Потому что то, что ждет вас дальше, не для людей, которые ходят с оглядкой или жалуются, как с ними несправедливо обошлись, невозмутимо объяснил Джек. Вот мы и разберемся, как именно вас подставили. А потом вы переместитесь туда, куда положено дальше.