Сэм поднялся. На сердце у него было легко. Разумеется, он и раньше думал, что эта девушка совершенство, но было все-таки приятно сознавать, что такого же мнения придерживается и другое лицо, у которого не было никаких оснований выставлять ее в благоприятном свете. Он понимал ее точку зрения и сочувствовал ей. Будучи идеалисткой, она не могла доверить свою судьбу Юстесу. Разве могла она довериться человеку, который, вместо того, чтобы рыскать по свету в поисках отважных дел, отказался исполнить первую же ее просьбу? Юстес обладал известными качествами, которые могли привлечь к нему на некоторое время сердце девушки, он писал стихи, хорошо говорил и недурно пел, но как спутник в жизни Для этой роли он не годился. Он просто не дорос до нее. Такой девушке, как Вильгельмина Беннетт, нужен был муж совсем в другом духе Ну, скажем, вроде, Сэм Марлоу чувствовал это, вроде Самюэля Марлоу.
Наполненный чуть не до отказа подобными мыслями, он вышел на палубу, чтобы присоединиться к пассажирам, совершавшим моцион перед завтраком. Почти тотчас же ему попалась на глаза Билли. На ней было очень миленькое пальто для гулянья, выгодно подчеркивавшее ее красоту, а ветерок играл ее рыжими локонами. Рядом с нею прогуливался молодой Брим Мортимер.
При виде Сэма молодая девушка улыбнулась. Сколько магической прелести заключено в женской улыбке
А, вот и вы, мистер Марлоу!
Вот и вы, повторил Брим Мортимер с несколько иной интонацией.
Да, решил подышать свежим воздухом перед завтраком, ответил Сэм.
О, Брим! воскликнула девушка.
Ну, что?
Будьте такой милый, снесите пожалуйста мое пальто в каюту. Я не думала, что сегодня так тепло.
Хорошо, я понесу его на руке, сказал Брим.
Глупости. Я совсем не хочу нагружать вас. Сбегайте и бросьте его в каюту на койку. Можете не сворачивать его.
Хорошо, сказал Брим.
Он помчался по палубе. Бывают такие мгновения, когда человек чувствует, что для полного его перевоплощения в фургон для перевозки мебели недостает только лошади и кучера. Такое чувство испытывал теперь Брим Мортимер.
А вам не кажется, что ему следовало бы заодно почирикать с собачкой, когда он будет в каюте? высказал мысль Сэм. Он понимал, что человек столь решительный характером, и с такими длинными ногами, как у Брима, может дойти до каюты, положить пальто и вернуться обратно в течение каких-нибудь тридцати секунд.
Совершенно верно. О, Брим!..
Хэлло!
Когда вы будете в каюте, поиграйте немного с бедным Пинки. Он очень любит это.
Брим исчез. Не всегда Легко, глядя на спину человека, понять, что он думает и чувствует, но спина Брима, казалось, ясно говорила, какими мыслями занят се обладатель в этот момент: дайте ему две-три скрипки и пианино, и из него выйдет хороший бродячий оркестр.
А как чувствует себя ваша собака, учтиво осведомился Сэм, стараясь идти в ногу с девушкой.
Значительно лучше, благодарю вас. Я подружилась здесь на пароходе с девушкой, не знаю, слышали ли вы ее имя, с Джен Геббард, это довольно известная охотница на крупных зверей; она дала мне какую-то микстуру для Пинки, и он сразу почувствовал себя гораздо лучше. Я не знаю точно ее состава, но туда, наверное, входит соус Кабуль. Она говорит, что всегда давала эту микстуру своим мулам в Африке, когда те хворали Это очень милая девушка, а с вашей стороны очень любезно проявлять такое внимание к бедному Пинки, который укусил вас.
Все они кусаются, благодушно заметил Сэм. Я очень люблю животных и в особенности собак.
Неужели? Я тоже.
Мне только не нравится, что они так часто дерутся между собой. Поэтому я всегда разнимаю собачьи драки.
Я восхищаюсь теми людьми, которые знают, что нужно делать, когда собаки грызутся между собой, Сама я в такие минуты совершенно теряюсь. Она опустила глаза. Вы читаете? Что это у вас за книга?
Книга? Ах, да это сочинения Теннисона.
Вы любите Теннисона?
Обожаю! восторженно произнес Сэм. Особенно эти его он посмотрел на манжет, его «Королевские идиллии». Мне даже страшно подумать, что я стал бы делать во время переезда, не будь со мною Теннисона.
Хотите, мы будем читать его вместе? Это мой любимый поэт.
Конечно! Знаете, в Теннисоне есть что-то такое
Да, не правда ли? Я сама часто так думала.
Иные поэты пишут длиннющие повести или там разные другие штуки, а есть такие, которые пишут все стихотворения в несколько строф, и только у Теннисона, по моему мнению, одинаково хороши, как длинные, так и короткие вещи. У него на каждой странице лунки.
Это сравнение указывает на то, что вы играете в гольф?
Если я не читаю Теннисона, то играю в гольф. А вы играете?
Не только играю, я ужасно люблю гольф. Удивительно, сколько у нас общего во вкусах. Вы, по-видимому, любите все то, что люблю я. Мы действительно должны стать друзьями.
Он на мгновение задумался, выбирая лучших из трех пришедших ему в голову ответов, но в это время прозвучал гонг, приглашавший к завтраку.
Ах, господи, мне надо спешить! Надеюсь, мы встретимся здесь попозже.
С удовольствием, ответил Сэм.
Мы сядем и будем читать Теннисона.
Прелестно. Вы, я и Мортимер?
Нет, Брим пойдет в каюту развлекать Пинки.
Он уже знает об этом?
Еще нет, ответила Билли. Я сообщу ему об этом за завтраком.
Глава IV
Сэм втирается
§ 1
Настало четвертое утро морского путешествия. Разумеется, когда эта повесть будет переделываться в фильм, такого краткого сообщения окажется недостаточно. Придется поставить выразительный титул или велеречивую надпись, или еще что-нибудь в этом роде, например:
И так в полной безмятежности протекали дни, насыщенные надеждой, юностью и любовью, соединяя два юных сердца шелковыми цепями, выкованными смеющимся богом любви.
При этом мужчины в зрительном зале переложат свою жевательную резину за другую щеку и крепче сожмут руку своей соседки, а тапер за роялем заиграет: «Каждому хочется получить ключ от моего погреба» или что-нибудь в этом роде, столь же подходящее, задушевное и тягучее, а рассеянный взгляд его устремится на недокуренную папиросу, которую он положил на самую нижнюю октаву, рассчитывая докурить ее по окончании картины. Но я предпочитаю краткое и откровенное заявление. Это моя повесть, и я поступаю, как хочу.
Самюэль Марлоу, завернутый в купальный халат, вернулся к себе в каюту после холодного душа. В его походке сквозила та несокрушимая гордость, которая проглядывает в движениях человека, принявшего холодный душ, в то время как он имел возможность сесть в горячую ванну. Он поглядел в иллюминатор на сверкающее море. Он чувствовал себя сильным, счастливым и твердым.