Несмотря на замысловатость фразы «средство сообщения есть само сообщение» она очень буквальна, продолжил я, начав расхаживать по аудитории справа-налево. На восприятие любого сообщения, будь то новость из политики или смска о том, что ваша девушка бросает вас, влияет то, с помощью какого средства подана эта новость. К примеру, по ведущему каналу на телевидении говорят, что на протестную акцию пришло всего триста человек, в то время как независимый блогер в своем аккаунте пишет, что на этой акции присутствовало более двух тысяч людей. Это и другое сообщение будет воспринято по-разному тем адресатом, к которому оно обращено. Если учесть, что аудитория телевидения сейчас в основном люди за пятьдесят лет, они примут на веру новость по тв и не поверят сообщению блогера. Почему? Потому что на них повлияло средство сообщения. А именно они с доверием относятся к телевидению, они видят на мониторе приличного, ухоженного мужчину, чей образ по сути тоже является сообщением и средством сообщения, они считают, что на федеральном телевидении работают образованные, умные люди, за которыми стоят серьезные инвесторы и так далее, что новостными каналами заведуют сотрудники их же возраста, в то время, как блогер и моложе, и одет как-то странно, на нем нет галстука, он ведет прямую трансляцию по какой-то странно программе, о которой они даже не слышали. Поэтому даже если сообщение по новостному каналу о трехстах протестующих будет ложью, чтобы скрыть реальное количество недовольных, человек зрелого возраста воспримет его как правдивое, потому что средством сообщения было федеральное тв, и это средство сообщило ему: его сообщению можно и нужно доверять. Немного витиевато, но, думаю, вам понятно. И наоборот, молодое поколение, которое уже в силу своей молодости и оппозиционного настроя, из-за максимализма, внутреннего протеста или чего-то еще, будет склонно верить блогеру, своего возраста и передающему свое сообщение через социальные сети, а не мужчине в костюме, которые уже вызывает у них подозрение. И даже если этот же самый блогер будет вести свою трансляцию через телевидение, доверие к нему тоже будет подорвано, потому что его средство сообщения будет сообщать вам, что за ним стоят как раз те же самые серьезные люди в пиджаках, которые преследуют свои цели.
Я перестал ходить по аудитории.
Это вам понятно?
Понятно, ответили сразу несколько студентов, дописывая тезисы из моего монолога.
А что в случае с прощальной смской? выкрикнул один из них.
А, ну здесь все просто. Если средством сообщения была смска, то это средство сообщает вам, что не нужно бегать за этой девушкой и пытаться ее вернуть как бы того не хотелось. Она глупа, посредственна и не стоит того. Если же вам сообщили это при личной встречи, да еще специально организовали эту встречу, то в этом случае еще стоит подумать, я думаю.
Все немного засмеялись.
Но я не уверен точно, резюмировал я веселое отступление.
Я задумчиво молчал, пока общая веселость прохаживалась среди студентов. Они позволили себе немного общения, переглядывались, продолжали, предложенную мною шутку, кто-то задумался о чем-то своем, мечтательно посматривая в сторону, кто-то просто выжидающе смотрел на меня.
Я вспомнил свои вчерашние мысли и строки того паренька, рассуждающего о Прусте и любви. Мне снова стало грустно.
На самом деле, любое предательство остается предательством, как бы оно не было преподнесено, медленно продолжил я говорить, и ребята затихли. Если вы столкнулись с предательством, от него нужно бежать, как можно дальше. Тем более если человек предает ваши чувства и еще хуже, если он предает свои чувства. Ничего хорошего из этого не получится, чем дольше я говорил, тем неприятнее мне становилось. Как писал Маршал Маклюэн, Римская Империя пала не потому, что достигла своего политического или социального предела, а потому что допустила рабство и активно пользовалось его благами, укоренило его в своей социальной жизни. Рабов становилось все больше, а интеллектуальные и аристократические массы, знать, все сильнее зависели от них. И чем дольше и теснее римская знать общалась с рабами, тем сильнее становилась их заложниками, тем глубже пропитывалось сознанием раба, способом существования раба, его этикой, его образом мысли, его мышлением, которое в итоге и стало ядом замедленного действия. Точно также и с предателем. Если вы остались с предателем, простили его, дали ему второй шанс, вы рискуете заразиться его образом мысли. К тому же, как говорит хорошая поговорка, тот, кто подвел одни раз, подведет и второй. Или скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты. Или эта расхожая и очень популярная теория успешных людей, чтобы достичь успеха, нужно общаться с успешными людьми.
Я замолчал. Молчала и аудитория.
К сожалению, все средства массовой коммуникации существуют лишь для того, чтобы вкладывать в нашу жизнь искусственное восприятие и произвольные ценности. Маклюэн пришел к этому выводу еще в шестидесятые годы. Интересно, чтобы он сказал о разгуле социальных сетей нашего времени? Он говорил о СМИ не только как о продолжении нервной системы, но как о расширении наших чувств, а затем о замене, о подмене наших чувств, навязанных эмоциях из средств массовой коммуникации. В нашем же случае эмоциях из социальных сетей. Они стали для нас теми самыми римскими рабами. Еще тогда канадский мыслитель предупреждал, что фото превращает людей в вещи.
Я вспомнил, ту фотографию, на которую так долго смотрел вчера. Вспомнил даже сквозь затуманенный алкоголем разум. Как он самодовольно улыбается, пытаясь естественно позировать на камеру, этой наигранной улыбкой, которая казалась мне мерзкой и противной, а она постановочно утыкается носом в его щеку, закрыв глаза, словно от блаженства. И это спокойное лицо, спокойное лицо предателя, который совершил свое мерзкое дело и теперь доволен доставшимся выигрышем, полученной выгодой. И ее губы, в блаженной улыбке, слегка расслабленные. Я помнил это выражение лица. Ее выражение лица, когда ей было хорошо. Но как же так? Как ей может быть хорошо? Разве не должен человек испытывать горечь потери? Или она испытывает радость приобретения? Как могла она быть такой радостной, когда признавалась в любви человеку, которого затем предала. Что же это было? Ложь? Неосознанное вранье? Притворство? Глупость?
Я поймал себя на мысли, что начинаю злиться.
Нет, медленно продолжал я, мы не рабы вещей. Мы сами уже давно прошли этап овеществления. Мы смотрим друг на друга, как на ходячий гардероб. Ищем подходящий нам социальный пиджак, эмоциональный пиджак. Находим его. Примеряем. Понимаем, что жмет, что не подходит, отбрасываем в сторону и примеряем следующий. И так до тех пор, пока не найдем. И даже тот, который нам подходит, который скрывает неприглядные черты нас, противные черты нас, мы выбрасываем, как только он послужит нам, как только оботрется и износится. И все зависит от того, как бережно мы с ним относились. А зачастую не очень бережно. И носимся с этим гардеробом, и примеряем каждый раз новое, приличное, удобное, свежее и нет этому конца
Я подошел к подоконнику, оперся на него и смотрел на крышу пристроенного здания, на которое выходили окна этого кабинета. На плоском рубероиде, залитом гудроном, образовались лужи, которые никуда не стекали, а прямо тут стояли небольшими озерцами талой воды, пока не высыхали на палящем солнце. Из них пили голуби, в них же и чистили перья, прилетая сюда как на безопасный водопой.