Робер перевел дух и с лукавой улыбкой посмотрел на Ренье:
В прекрасном климате Андалусии девушки быстро созревают, и в их сердцах рождается желание познать тайну жизни. Я исполнял все прихоти моей повелительницы, и она была довольна. Но я так и не смог наполнить бездну своего желания
Юноша не мог скрыть любопытства:
И чем закончилась эта история?
Пока я постигал науку любви, твой отец съездил в Кадикс и Танжер. Вернувшись в Севилью, он увез меня домой. А там за спасение моей души взялись иссушенные молитвами святоши. Они попытались втиснуть в мою голову свою правду и вызвать отвращение к тому, что они называли «сосудом дьявола». Но как же можно считать нашу прекрасную жизнь всего-навсего преддверием к некоей жизни вечной? Где находятся те счастливчики, которые живут в этой вечности, и кто их видел?.. А что эти «отцы» знали об истинной страсти?! Ровным счетом ничего!.. он развел руки в стороны и вздохнул. Лишь всемогущее время расставило все по своим местам, о чем мудро сказал еще один поэт: «Когда тебя покидает любовь, остается лишь скорбно смотреть ей вслед»
Он помолчал и с некоторой долей надежды в голосе закончил:
Когда лето моей жизни перейдет в осень, уеду доживать свой век в Севилью! Разве не найдется там вдовушка, которая разделит со мной кров, приласкает меня и подаст кружку доброго вина?
Ренье от всей души поддержал своего верного наставника:
Обязательно найдется!.. И не одна!
Задумчивый взгляд Робера остановился на Исмили, ехавшей впереди, и он спросил:
Где ее родители, и чем мы можем ей помочь?
У нее не осталось близких Скоро я поеду домой и, если она не будет возражать, отвезу ее к маме. Сколько себя помню, она всегда мечтала о дочери, но как-то не сложилось
Робер одобрительно кивнул:
Ты прав, мой мальчик! У тебя доброе сердце
Они неспешно ехали рядом, вспоминали далекую родину и радовались животворному свету наступающего дня.
Вечером для Исмили поставили небольшой шатер на краю поляны, окруженной редкими кустарниками и пальмами. Ренье лег на кошму перед входом в него. Ему не спалось, и он любовался стройными силуэтами пышных пальм на фоне звездного неба. Вдруг до его слуха донесся звук, который нельзя было спутать ни с каким другим: кто-то натягивал тетиву лука! Он, не размышляя, а скорее поддаваясь рефлексу воина, откатился к ближайшей пальме. Тут же в воздухе пропели две стрелы и их острые наконечники впились в кошму, где он только что лежал. Черные оперения стрел слегка дрожали, а их наклон указывал направление, откуда они прилетели противоположный край поляны. Кусты там шевельнулись. Перебегая от пальмы к пальме, он бросился к месту засады злоумышленников. Достигнув цели, он остановился и прислушался. Вокруг было тихо И тут со стороны шатра Исмили послышался приглушенный шум борьбы, лошадиное ржание и удаляющийся стук копыт. Забыв об осторожности, он ринулся на помощь девушке. Обежав шатер, он увидел рассеченный сверху донизу полог, затоптанную траву и сломанные ветки кустарника. Он раздвинул края шелковой ткани, и его сердце упало: девушка исчезла!
Утренняя страна
Франки в горячечном порыве высадились на азиатский берег Босфора и бросились по следам германцев. Через несколько переходов войско расположилось на полуденный отдых у города Никея, на берегу большого озера. Не успели воины выгулять и напоить коней, как солнце стало меркнуть и землю покрыл мрак. Ветер стих, птицы прекратили свою извечную перекличку, и мертвая тишина воцарилась во всем мире. Воины в ужасе замерли на своих местах, не понимая, что происходит. Людовик немедленно разослал вестников с приказом объявить испуганным людям: они наблюдают обычное в этих краях солнечное затмение и никакой опасности оно не несет. Действительно, по прошествии небольшого времени мгла рассеялась и день снова засиял обычными красками. Все быстро успокоились, но на сердце короля легло тяжелое предчувствие беды.
И грозное небесное знамение оказалось пророческим. На другой день пришла страшная весть: Конрад не только не одержал никаких побед, но потерпел жесточайшее поражение! Вскоре к Никее прибыли остатки германского войска. Людовик едва узнал императора: его лицо осунулось, руки дрожали, одежда была порвана и забрызгана кровью. Он пригласил Конрада в свой шатер, где тот рассказал о произошедшей катастрофе:
Оказавшись на восточном берегу Босфора, мы направились в сторону Икония через Каппадокию. Этим путем когда-то шло первое великое паломничество, и он показался нам самым удобным. Но местные проводники повели нас длинной дорогой и запутали в бесконечных ущельях. Провизия закончилась, люди вымотались и под Дорилеей мы попали в засаду сельджуков. В жестоком сражении от моей армии осталась десятая часть воинов, остальные погибли или попали в плен
Людовик расширившимися от ужаса глазами посмотрел на императора:
В это невозможно поверить! С тобой вышло семьдесят тысяч человек! Может быть, кто-то уцелел? Я готов послать сильный отряд рыцарей на поиски потерявшихся и отставших.
Конрад покачал головой:
Нет, я привел всех, кто мог двигаться Правда, сразу после переправы через Босфор несколько тысяч воинов откололись от нас и направились на юг вдоль побережья Может быть, они еще живы
Французский король пришел в полную растерянность и не знал, как ему поступить. После долгого молчания он нерешительно спросил:
Какой же путь выбрать?.. Может быть, снова пойти через Дорилею?..
Император тяжело вздохнул:
Конечно, это самая удобная и короткая дорога, но вид множества убитых христиан тяжело отразится на войске. Думаю, надо двинуться вдоль моря через Адрамитий, Пергам, Смирну, Эфес, Лаодикею и Атталию. Где-то там можно будет достать корабли и добраться до Антиохии, а оттуда до Тира.
Людовик, избавленный от трудного выбора, с облегчением согласился:
Да, так будет лучше.
Он проводил Конрада в отведенный ему шатер и вернулся к себе. В тот же день он собрал баронов и сообщил им о печальной участи германских паломников и предательстве Мануила. Он надеялся, что жажда праведной мести навсегда останется в памяти воинов, и рано или поздно латинский меч отомстит ромеям за вероломство!
Дорога вдоль берега оказалась невероятно тяжелой. Она шла среди скал, была перерезана бурными горными реками и изобиловала крутыми подъемами и спусками. На крестоносцев отовсюду сыпались стрелы и камни. Каждый день гибли воины, повозки и лошади срывались в пропасти. Людовик считал своим долгом быть на передней линии сражений и теряя ощущение времени, рубился с неверными, сдерживая их натиск. Часто он возвращался в лагерь с иззубренным мечом, в помятых и забрызганных кровью доспехах.
Положение усугублялось недостатком провизии и начавшимся голодом. Кроме того, много сил уходило на защиту и продвижение роскошного каравана Алиеноры. После четырех месяцев мучительного пути жалкие остатки христианского воинства добрались до Эфеса. Там бароны собрались на военный совет. Конрад, осознав бессмысленность продолжения похода, объявил о намерении морским путем вернуться с уцелевшими германскими рыцарями в Константинополь и оттуда по суше отправиться на родину.
Людовик не мог последовать примеру императора. Сама мысль о бесславном завершении великого похода вызывала у него ледяной озноб. Он попрощался с Конрадом и собрав последние боеспособные силы, прорвался в Атталию. На оставшиеся деньги он нанял у местных греков несколько судов и с уцелевшими крестоносцами отплыл в Антиохию. Раненых и больных воинов пришлось оставить на попечение правителей города, поклявшихся достойно обращаться с несчастными людьми. Но как только корабли с предводителями похода скрылись за горизонтом, властители продали в рабство тех пилигримов, которые еще могли двигаться, а остальных хладнокровно зарезали.