Омоновец огрел по рёбрам и Валерьяна, опрокидывая его со стариком вместе на асфальт. Но Валерьян, не утратив ещё способности двигаться, упёр в мостовую колено. Силясь подняться, он не выпускал из рук старика.
Новый удар пришёлся Валерьяну по темени. Шапка не могла его смягчить, она слетела ещё при прорыве через первую цепь. Он распластался на мостовой, свернув на сторону голову, раскинув руки. Меркнущим, мутящимся сознанием успел напоследок выхватить что-то яркое, металлическое под ботинками омоновца.
То был сорванный со старика орден Боевого Красного знамени.
XII
С тяжёлым сердцем возвращался Павел Федосеевич из Станишино.
Ранящий рассказ матери о том, как угасал родитель, разговоры на кладбище и на поминках пробудили в нём раскаяние за былую холодность к отцу. Но, вместе с тем, коря себя за личную нечуткость, Павел Федосеевич не поколебался в идейной вере. Она только укрепилась пережитым в деревне. Давно оторвавшись от сельского быта, он нашёл его в этот раз особенно неприглядным, жалким. К скорби по упокоившемуся отцу примешивалась брезгливая неприязнь к станишинцам, продолжающим цепляться за гибельную убогость деревенской жизни.
«Ничего эти пни не понимают и понимать не хотят. Живут, словно заживо замороженные, размышлял он, подстёгивая себя. И отец Федосей был таким же. Замкнулся, ополчился слепо против реформ».
Озлобление против узколобых станишинских жителей приглушало чувство вины, и думы об отце были Павлу Федосеевичу уже не столь мучительны.
Валентина тоже приехала в Ростиславль сама не своя, но её душа болела о другом.
Я надеялась, что помиритесь вы с Валериком, наконец, расстроено призналась она мужу. Ну хотя бы у гроба помирились А вы? Эх, вы
Павел Федосеевич наклонил полосуемый длинными морщинами лоб, поколупал ногтем у кромки волос.
Валерьян в отца моего пошёл. Упрям. Упёрт, произнёс он, точно горькое проглотив. Качества-то эти сами по себе ценны. Жаль, что не там он их применяет.
Валентина заломила руки.
Что ж, никак ему это, что ли, не втемяшить?
Павел Федосеевич опечаленно качнул головой.
Сейчас боюсь, что никак. Его не я, не ты его сама жизнь переубедить должна. По-другому не выйдет.
Голос Валентины дрогнул:
То есть ты так и будешь наблюдать, как наш сын в этой общаге пропадает?
Подбородок Павла Федосеевича заострился углами.
Он не маленький. За ухо домой не приведёшь.
Господи, вся душа уже о нём изболелась, Валентина, всхлипывая, затёрла глаза. Лишь бы только не втравился никуда. Знаешь ведь сам, какое побоище в Москве было
Павел Федосеевич мотнул головой, словно вытряхивая из неё не дающую покоя мысль.
Да перестань Сейчас учёба уже в разгаре. Некогда ему в Москву ездить.
Хоть бы и впрямь так ох
Но сердце в груди Валентины колотилось, не зная покоя
Наведавшийся в Ростиславль Винер поведал Павлу Федосеевичу массу подробностей об избиении идущей к Вечному огню демонстрации. Сострадания к избитым он не испытывал никакого.
Отметелили их на Тверской так, что до сих пор, наверное, отлёживаются. Сначала при выходе с Маяковской им дубинками всыпали, а затем окружили прорвавшихся и ещё, рассказывал он, злорадно посмеиваясь. Жаль, стадиона поблизости не нашлось. А-то можно было на него их прямо строем гнать, как в Чили.
Повод для их встречи был печальный Винер зашёл к Павлу Федосеевичу с соболезнованиями. Разговор предсказуемо свернул на политику долго говорить о житейском не имел охоты ни тот, ни другой. Расположившись на диване в большой комнате ештокинской квартиры, прихлёбывая выставленный Павлом Федосеевичем коньяк, Винер с жестоким блеском в глазах смаковал подробности: как авангард собравшейся на площади Маяковского колонны выманили на Тверскую, специально создав в омоновском кордоне брешь, как потом молотили двинувшихся по улице демонстрантов дубинками, как отсекали цепями группы прорвавшихся.
По всей мостовой валялись клочья их красных тряпок, всхохатывал Винер, охмелев и забыв про траур в доме Ештокиных. Будто красные пододеяльники по всей Тверской разодрали.
Вы прямо лично всё это наблюдали? спросил Павел Федосеевич.
Я как член депутатской комиссии общался с чинами из ГУВД, смотрел отснятые оперативные съёмки. Вы бы знали, какую взбучку генералам задали за то, что девятого числа Анпилова с его сборищами к Кремлю допустили! И московская мэрия, и мы депутаты. Только пух летел! Ну они всё поняли, соответственно. Исправились, и Винер захихикал, подмигивая.
Томимый сомнениями, Павел Федосеевич спросил:
Думаете, не будет больше антиельцинских демонстраций?
Ещё попробуют ещё получат, отрезал Винер, сразу став серьёзным. Быдло должно усвоить, что значит неподчинение власти.
Знаете, Евгений, вы не очень-то фанфароньте, Павел Федосеевич зачесал за ухом. Наш провинциальный люд меня в последнее время пугать начинает. Такие, как Анпилов, много кого за собой могут увлечь. У нас-то в Кузнецове
В Ростиславле, поправил Винер.
Да, в Ростиславле У нас-то в Ростиславле брожение нешуточное пошло. Как цены отпустили, так каждый второй настроился против реформ. Теперь не то, что год назад, когда Ельцина на руках в Кремль готовы были нести. В области, особенно, где поглуше там вообще совок дремучий. С людьми прямо разговаривать невозможно. Такое несут
Винер положил ногу на ногу, поднёс к губам рюмку.
Ты это бухтение близко к сердцу не принимай. Главное в Москве митинговую волну сбить. Уж поверь, мы в столице всем этим Тереховым и Анпиловым безнаказанно шататься по улицам не позволим. Позиция правительства, мэрии, депутатов едина. Министр МВД Ерин Борису Николаевичу твёрдо обещал, что всю эту нарождающуюся митинговщину задавит на корню.
Уверенность Винера благотворно подействовала на Павла Федосеевича, но он всё же поинтересовался с осторожностью:
Меня как помощника депутата постоянно спрашивают про дальнейший курс реформ. Мол, цены отпустили, а дальше чего ждать? Есть определённость? Что говорят экономисты в правительстве? Вы-то, Евгений, с ними наверняка на прямой связи.
Винер, осушив рюмку, жевал бутерброд:
Дальше приватизация госпредприятий, говорил он глухо, но обстоятельно. Нужен класс собственников и как можно скорее. Чтоб у красных реваншистов не было ни малейшего шанса. Предварительная программа разгосударствления намечена, глава Госкомимущества Анатолий Чубайс настроен решительно. На ближайшем съезде утвердим последовательность шагов и вперёд, к рынку.
Статьи и интервью Чубайса я в газетах читал, закивал Павел Федосеевич уважительно. Чувствуется, что стратегически мыслит человек.
Да, Чубайс стратег. На годы вперёд смотрит, произнёс Винер с давно уже нехарактерным для себя оттенком почтительности. На совещаниях экономистов прямым текстом говорит: сугубо экономические результаты для нас сейчас вторичны. Главное окончательно сокрушить коммунизм. Сможем создать класс людей, владеющих собственностью, считайте всё с совком покончено навсегда.
Дай-то бог, с держанно улыбнулся Павел Федосеевич.
С коньяка Винера повело. Он принялся с самодовольством живописать о своей недавней поездке с депутатской делегацией в Европу. О встречах с европейскими депутатами, о корреспондентах иностранных телеканалов и газет, с доброжелательными улыбками бравших интервью.
Демократия на Западе отлаженный веками политический институт. Это мы тут первые шаги делаем, спотыкаемся на каждом шагу, будто слепые. А там реальный парламентаризм, раскрасневшийся Винер оживлённо жестикулировал, задевал локтями стол. Казалось бы, они на нас сверху вниз смотреть должны. Но нет, никакого высокомерия. Повсеместно любезность, готовность помочь. В Швейцарии пригласили прямо на заседание совета кантонов, в Швеции на сессию риксдага