Первое, что почувствовал Аристокл, это всепоглощающее чувство голода; верхние клыки удлинились и заострились, мозг мог думать только об одном. Фиванец открыл глаза и увидел над собой часто усыпанное звёздами небо; попытался приподняться.
Слава Афине, очнулся, раздался рядом голос Каллона. На, поужинай. Лакедемонянин приблизил ко рту Аристокла шею умирающего перса. Вроде ещё дышит.
Аристокл вонзил клыки в сонную артерию мидянина и жадно припал к ране, забыв обо всём остальном.
Неспящие сидели на песке у самой воды, глядя поверх спокойного ночного моря.
Мы победили? спросил Аристокл.
Да. Семь триер захватили. Славная битва получилась, Каллон почесал бороду. Каллимах погиб. Жаль, забавный старик был.
И они замолчали.
Как ты можешь с этим жить, Каллон? после долгой паузы спросил фиванец.
С тем, что наш полемарх к Аиду отправился?
Ты меня понял.
Лакедемонянин неопределённо усмехнулся.
С удовольствием, Аристокл. Я привык получать от жизни удовольствие, ещё когда был человеком. Это было очень давно.
И ты называешь это жизнью?
Знаешь что, Аристокл, давай-ка освежимся, сказал лаконец, встав и сбросив хитон. А потом побеседуем на эту тему. Разбежался по мелководью и плашмя плюхнулся в воду, словно кусок скалы. Фиванец, немного подумав, последовал его примеру.
Выйдя на берег, Каллон извлёк из-под своего щита две смены одежды два хитона и два гиматия.
А ты запасливый, молвил Аристокл, принимая одеяние.
Конечно, деловито откликнулся Каллон.
Прогуляемся? спросил лакедемонянин, облачившись в простой льняной хитон и серый гиматий с золотой пряжкой на правом плече; Аристоклу достался гиматий светло-жёлтый.
Друзья медленно пошли вдоль залитого лунным светом берега, прочь от места битвы.
Сегодня я ухожу из Аттики, сказал Каллон. Советую тебе сделать то же самое. И лет пятьдесят-сто здесь не появляться.
И куда направишься?
Не знаю ещё. Может, на Крит. Или на Лесбос, лаконец хмыкнул. Посмотрю, какие там женщины неприступные.
Перед тобой точно не устоят, заметил Аристокл. А я, пожалуй, вообще из Эллады уеду. Куда-нибудь подальше.
Слушай, фиванец, напоследок я ещё раз хотел бы поговорить с тобой, серьёзно, растягивая слова, произнёс Каллон. Я многому тебя научил, многое рассказал. Ты спрашиваешь, как с этим жить? По-моему, надо просто жить. Не мы это выбрали, мы стали ламиями не по своей воле такова наша судьба. Да, так уж получилось, что мы не люди, нелюди. Да, чтобы существовать, мы должны пить кровь. Иногда мы вынуждены убивать или убьют нас. Но подумай, сегодня было убито несколько тысяч человек. За что? Зачем? В сущности, мы не очень отличаемся от
Спартанец остановился и замер.
В чём дело, Каллон?
Тихо! резко прошептал гигант. Посмотрел на море, назад, в сторону Марафонского мыса, а потом на горный склон, поросший сосняком.
Показалось, сказал он. Ладно, Аристокл, здесь наши пути расходятся. Мне в другую сторону. Запомни одно: комар не может не пить кровь, волк не может не убивать. Прими это или тебе будет очень тяжело. И ещё: самоубийство будет мучительным и не обязательно успешным, Каллон положил могучую ладонь на плечо товарища. Может быть, ещё увидимся. Прощай, фиванец.
Прощай, лаконец.
Великан развернулся и пошёл обратно, в сторону мыса Марафон.
Каллон! окликнул его Аристокл.
Лакедемонянин остановился и обернулся.
Закончи забавку.
Да не смешная она совсем, если честно.
Всё равно расскажи.
Хорошо. Смотрит Гера на непотребство, и говорит: «Ты что же, Зевс, вытворяешь?!» Зевс отвечает: «А я музицирую».
И вправду несмешная, помолчав, молвил фиванец.
А я что говорил? Хайре, Аристокл!
О чём-то размышляя, фиванец долго смотрел вслед удаляющемуся собрату. Он успел привязаться к нему и понимал, что нескоро встретит близкую душу. Внезапно мозг Аристокла обожгло чувство тревоги. Он инстинктивно дёрнулся в сторону, и стрела пронзила его левое плечо.
ГЛАВА 2
Россия, Москва. 1999 г.
Аристокл уже в который раз перечитывал скупые строчки, тщательно выведенные её безупречным каллиграфическим почерком. Письмо было написано на сложенном пополам листе превосходной мелованной бумаги, чёрными чернилами; по стародавней привычке сбрызнуто парой капель духов.
Viens, dès que tu pourras. Ladresse ancien. Jai besoin fortement de ton aide. Tu mes nécessaire, comme jamais.1
Ни подписи, ни даты.
Надо ехать. Если она так пишет, значит, действительно случилось что-то серьёзное. Что именно? Аристоклу лишь оставалось теряться в догадках.
Держа в руках письмо Аннабель, он сидел на скамейке под сенью краснеющего клёна. Позади него, метрах в пятнадцати, располагалась детская площадка, откуда доносились громкие детские крики. Аристокл не любил детей, как, впрочем, не любил взрослых и нелюдей. Дети каждый раз заставляли его особенно остро почувствовать своё ущербное бессмертие; это ужасное состояние, к которому он так и не смог привыкнуть более чем за две с половиной тысячи лет. Многие десятки поколений на его глазах взрослели, вырастали и умирали. Умирали, унося с собой свои страсти, страхи, стремления. На смену одному поколению приходило другое, со своими стремлениями и своими страхами. Аристоклу были чужды и их страхи, и их стремления. Основное стремление человека во все времена заключалось в том, чтобы обессмертить себя тем или иным способом. Основной страх страх смерти. Аристоклу не надо было заботиться о бессмертии он и так был практически бессмертен. И при желании мог бы жить до скончания мира уединившись, допустим, где-нибудь в лесной глуши и питаясь кровью животных.
Искал ли Аристокл смерти, прекращения своего существования, или, как выражался он сам, небытия?.. Хотел ли он перестать быть? И да, и нет. Фиванца неизмеримо тяготило такое существование он не был человеком, но так до конца не смог стать и вампиром. Эта раздвоенность была невыносима.
Вампиры, или неспящие, как они сами себя называют, начисто лишены человеческих чувств и ощущений. Они могут заниматься сексом но не могут получать удовольствие. Могут употреблять спиртное но не могут опьянеть. Могут делать вид но не могут любить. Единственное доступное им удовольствие питие человеческой крови удовольствие совершенно не человеческое, не сравнимое ни с человеческим сексом, ни с употреблением наркотиков или алкоголя.
К Аристоклу подбежал светловолосый ребёнок лет пяти, с букетом жёлто-красных листьев. Мальчик восторженно, беспричинно улыбался как могут улыбаться только дети.
Дядя, смотрите, какие красивые листья! Правда?.. Ведь правда красивые?
Аристокл оторвался от письма и непонимающе посмотрел на мальчика сквозь непрозрачные стёкла солнцезащитных очков он почти никогда не снимал их, даже ночью.
Да, мой юный друг, это действительно очень красивые листья, задумчиво проговорил неспящий, собравшись с мыслями.
Это вам, мальчик протянул ему букет.
Немного поколебавшись, Аристокл всё-таки принял наивный, бескорыстный подарок.
Спасибо, мой друг.
Мальчик некоторое время серьёзно смотрел на странного дядю, одетого в чёрное плотно застёгнутое пальто, брюки, шляпа, очки. Потом опять беззаботно заулыбался и побежал на площадку.
Сунув письмо во внутренний карман пальто, Аристокл поднялся со скамейки. Хотел было выбросить листья, но остановился. Всё-таки, подарок. Да, он так и не смог до конца изжить в себе человека. За все эти без малого двадцать шесть веков. Фиванец усмехнулся, и листья полетели в урну
Направляясь в сторону своего убежища, Аристокл обдумывал план действий. Прежде всего, необходимо сделать новый российский паспорт. И паспорт заграничный. После этого купить ближайший билет на Лондон. При перелёте проблем возникнуть не должно. А там будет видно.