На самой сложной: той, которая поможет тебе выжить. Он улыбнулся, хотя в голосе его звучала горечь. Ты то бросаешь вызов демонам из Подземного мира, то планируешь побег из тюрьмы похоже, ты решительно настроена подвергать опасности всех, включая себя.
Я рождена, чтобы подвергать всех опасности.
Его улыбка увяла.
Ты ведь знаешь, я не имел в виду проклятие твоей матери. Тар в Аритсаре уже много веков не было никого, похожего на тебя.
Я услышала то, что он не сказал вслух: в отличие от Дайо, я была правителем, которого еще возможно убить.
И я поняла, что он прав. Пока я не помажу свой Совет, я неуязвима только к огню. Но все же
Ты ведь поддержал меня в становлении императрицей, напомнила я. Еще когда Мелу сказал, что я Лучезарная, а я все отрицала. Так почему ты хочешь, чтобы я сидела сложа руки? Другие правы: я не могу прятаться здесь вечно.
Лицо Санджита превратилось в бесстрастную маску. По коже у меня пробежал холодок: я ненавидела, когда это случалось. Каждый раз, когда Санджит хотел, но не мог что-то сказать или сделать что-то, что он не мог полностью контролировать, вокруг него словно воздвигалась стена, как зачарованный неприступный барьер вокруг усадьбы Бекина. Когда мы были младше, эта стена появлялась чаще Санджит тогда был еще кандидатом в Детском Дворце, опасающимся собственного Дара. Он мог чувствовать физические изъяны любого человека, и чтобы избежать искушения, он научился закрываться от мира каждый раз, чувствуя злость, беспомощность или и то и другое сразу.
Годами я пыталась разрушить эту стену. Но с тех пор как я предложила себя абику в качестве жертвы как последняя Искупительница Аритсара пропасть между нами снова начала расти. Иногда я чувствовала эту стену даже во сне, когда мы лежали ночами в объятиях друг друга.
Наконец он вздохнул, опустив плечи, и барьер разрушился. Он провел пальцами по своим темным кудрям.
Правда в том, сказал он странным хриплым голосом, что в Ан-Илайобе тебе угрожает опасность. Даже здесь, в наших апартаментах. Я удвоил охрану у каждого входа во дворец. В каждом коридоре стоят имперские гвардейцы. Но я так и не выяснил, как создание, убившее Таддаса, сюда проникло. А теперь еще этот Крокодил с его восстанием
Я нахмурилась, вспомнив: Майазатель говорила что-то о новоявленном народном мстителе.
Крокодил?
Он моргнул, как будто сожалея, что заговорил об этом.
Один проблемный парень. Он небрежно отмахнулся. Вызывает беспорядки в королевствах. Не волнуйся, я с этим справлюсь. У тебя, видит Ам, и своих хлопот хватает.
Я нахмурилась было, но затем со двора внизу раздалась музыка гриотов, и сердце у меня упало.
Ты правда думаешь, что я могу завоевать симпатию этих монархов? Тяжело сглотнув, я уставилась в темноту. Сомневаюсь, что они горят желанием со мной общаться после случившегося с Таддасом. Неважно, что говорит Ай Лин: время для торжества сейчас явно неудачное.
Ты не могла не попытаться его спасти, ответил Санджит монотонно. Это то, кто ты есть.
Ты думаешь, я поступила глупо, обвинила я его. Ты думаешь, что мне стоило оставить Таддаса в покое. Позволить ему умереть за мои ошибки.
Я видела, как он задумался о чем-то, но тут же подавил возникшую мысль, тщательно контролируя выражение своего лица.
Скажи это, велела я.
Он отвел взгляд.
Сказать что?
Я вздохнула и обняла его за шею, улыбнувшись.
То, о чем ты там думаешь, Санджит из Дирмы. То, что ты не знаешь, как подсластить.
Он оглядел меня своими глубоко посаженными карими глазами. Мурашки бежали по коже вслед за его взглядом от ключиц до ярко-синих узоров у меня на руках. Затем он прильнул к моим губам своими, отчего армия стрекоз закружилась у меня в животе. Поцелуй был медленным и вдумчивым. Как медитация.
Хорошая попытка отвлечь. Я глотнула воздуха, зная, что своим Даром Санджит чувствует мой участившийся пульс. Но тебе все равно придется сказать это.
Он мягко рассмеялся, уткнувшись подбородком мне в макушку.
Я думал о том, сказал он, что люди будут умирать за тебя, и тебе стоило бы к этому привыкнуть.
Я напряглась в его объятиях.
Потому что я проклятая Лучезарная, всюду сеющая смерть?
Нет.
Он показал мне воспоминание: день моего Первого Указа его глазами. Его сердце переполняли страх и изумление, пока толпа зрителей в Имперском Зале скандировала мое имя: «Идаджо. Идаджо. Тарисай Идаджо».
Тебе стоит смириться с этим, потому что люди готовы умереть за то, во что верят. Ты привыкла к чужой ненависти. Но, Тар однажды тебе придется нести бремя гораздо более тяжкое.
Он показал вниз, на двор, сияющий праздничными огнями, где не меньше сотни людей думали, что я завоюю их сердца.
Тебе придется привыкнуть к любви.
Глава 5
Через час я стояла в просторном, ярко освещенном коридоре с Ай Лин, Кирой и Дайо, ожидая перед высокими дверями Имперского Зала.
По вашей команде, Ваши Императорские Величества, сказал гвардеец.
Я тяжело сглотнула. Ладони вспотели.
Еще секунду, пожалуйста, выдавила я.
Гвардеец терпеливо ждал, готовый отдать приказ открыть эти массивные двери, что было возможно только при помощи десятка крепких слуг и толстой веревки, продетой через носы вырезанных в двери деревянных львов. С самой церемонии Продления Перемирия от одного вида этих дверей меня бросало в дрожь. Я никому не говорила почему.
Каким-то образом после того как я пересекла всю империю и едва не умерла, а Мелу вернул меня к жизни, я сумела открыть эти двери сама.
Я прорвалась сквозь несколько тонн твердого дерева и железа, отчаянно желая остановить церемонию во что бы то ни стало. В лихорадочной дымке решимости я с оглушительным грохотом распахнула массивные двери одним прикосновением. С того дня никто не смог открыть их в одиночку.
В Олуоне деревянные двери в принципе были редкостью, поскольку в жарком климате они считались непрактичными и гораздо более дорогими, чем льняные занавеси, которые обычно вешали в проходе. В легендах говорилось, что много веков назад олуонская алагбато волшебный дух-хранитель, как мой отец, Мелу из Суоны, создала двери Имперского Зала, пожертвовав для этого священными деревьями. По велению алагбато стволы деревьев превратились в гладкие доски, а затем она достала железо из собственного сердца и сделала из него гвозди. В качестве последнего штриха она вырезала сложные узоры на двери, символизируя древний пакт между алагбато и династией Кунлео первыми людьми, воздвигшими города на плодородных равнинах Олуона. Но о чем в этом пакте говорилось никто уже не помнил. По всей видимости, эта алагбато спала уже много поколений, как часто случалось с духами природы, когда промышленность процветала, а землю усердно обрабатывали. Иногда я касалась этих дверей из любопытства, но чувствовала лишь человеческие воспоминания: гул роскошных торжеств, голоса знати и Помазанников, приговоры имперского суда.
Сейчас в этом зале собрались правители каждого королевства на континенте, ожидая моего появления. Интересно, о чем они думают и перешептываются за этими древними дверями?
«Все будет хорошо, прозвучал в моей голове теплый тенор. Не торопись, Тар. Звук расцвел, как и всегда, прямо за глазными яблоками, как будто мы разделяли одну душу на двоих. Ты стоишь того, чтобы немного подождать».
Император Экундайо Кунлео, оба Аритсара, коснулся моей руки: я ощутила холод его золотого кольца-печатки с солнцем и звездами. В последнее время мне было тяжело на него смотреть. Под глазами у Дайо темнели круги и я винила в его усталости себя.
Дайо всегда был худым. Но за последние несколько недель от него как будто и вовсе остались кожа да кости, отчего он казался старше, а ожог, тянувшийся от челюсти до ключицы, стал еще заметнее. Однако он сиял, одетый в торжественную агбаду своего отца длинный фиолетовый кафтан с драпировкой на плечах. В этом наряде Дайо казался больше раза в три: ткань струилась вокруг него, переливаясь на свету позолоченными нитями. Он не походил на измученного бессонницей мальчика, скорбящего по отцу.