Я тебя услышал, сказал священник задумчиво. Я бы мог многое тебе сказать, но я знаю того, кто сталкивался с тем же самым. Это не галлюцинации.
Вадим попытался сглотнуть, но у него застрял комок в горле, а ладони вспотели. Наверное, он до последнего хотел найти всему произошедшему рациональное объяснение, но теперь понял, что попал в большую переделку. Но спрашивать ничего не стал, вглядываясь в сосредоточенное лицо мужчины.
У меня был прихожанин, который долго лечился в психиатрической лечебнице, но безрезультатно, а потом пришёл сюда. Он рассказывал похожие вещи.
И Вы ему помогли? с надеждой спросил Вадим.
Он сам себе помог, ответил священник. Его гложило Впрочем, я думаю, тебе надо с ним самому поговорить, вы сразу поймёте друг друга. Я бывал у него в гостях. В те моменты, когда он не мог выйти из дома, его одолевали «Галлюцинации», как ты выражаешься. И он звонил сюда, и я ехал к нему.
И он их победил?
Во всяком случае, они его оставили в покое.
И где же мне его найти?
Священник помолчал, глядя на парня. По всей видимости, выглядел тот всё ещё настолько плохо, что он сказал:
Я сам тебя отвезу к нему, но сначала Возьми-ка кое-что. Я думаю, это тебе пригодится.
Он ушёл в комнату, примыкающую к молельному залу, а вернулся обратно уже с небольшой полулитровой стеклянной баночкой, закрученной белой крышкой. Внутри была прозрачная жидкость.
Держи. Это святая вода.
Вадим понял это ещё до того, как его ладони коснулись прохладной поверхности склянки. Он пристально посмотрел в лицо священника одновременно печальное и спокойное и тот кивнул. Кивнул оценивающе, а потом жестом показал Вадиму на выход.
Парень очень удивился, когда увидел, что священник ездит на серой «волге», поджидающей хозяина у северо-западного угла решётчатого забора. Добрая улыбка коснулась его губ старый добрый автомобиль, который он так редко встречал. С большими жёлтыми фарами, мягко урчащий, плавно двигающийся по дороге.
Навстречу летели «субару», «шкоды», «ниссаны». Даже один серенький «опель» такой непривычный для действительности их городка. Они проехали несколько перекрёстков, прежде чем священник начал уходить влево и влево многоэтажки начали сменяться стандартными «пятёрками», а затем и те стали редеть, вместе с угрюмыми пешеходами. Большую часть пути они молчали, пока не выехали к длинному блошиному рынку.
Он тут работает? нерешительно спросил Вадим.
Да, ответил священник. Пойдём.
Они выбрались на улицу, и парень снова почувствовал холод. Он шёл следом за твёрдо идущим мужчиной, стараясь не смотреть на лица торговцев и покупателей мало ли что. Но то и дело замечал колючие и пристальные взгляды людей в чёрных и коричневых куртках нараспашку, разноцветных шапках. Чернобородые или бритые с двумя подбородками; или худенькие женщины в больших подранных бушлатах, или совсем юные девчушки кареглазые, в двух тёплых платках. Они все смотрели на него он мог поклясться, неодобрительно, с ненавистью.
«Ты точно спятил, Вадя, произнёс парень про себя и выдохнул с некоторым облегчением. Они просто смотрят на тебя, как на самого обычного клиента таких местечек. И ждут, что ты подойдёшь к ним и купишь джинсы или ботинки, или унты».
Покупателей тут было не очень много с десяток сонных людей, растянувшихся шеренгой вдоль этих лотков. Кто-то примерял куртку с тёмным воротником, крутился перед засаленным зеркалом под одобрительный взгляд пузатого продавца. Собственно, и многие палатки пустовали в зимний сезон не все торговцы выходили на рынок, многие вообще арендовали места в павильонах.
Откуда ни возьмись, перед ним возникла девушка в тёплой длинной юбке, закутанная в пуховый платок. Она очень торопилась, потому суетливо пыталась проскочить между священником и атеистом (или уже «атеистом»), и задела его плечом. Задела крепко он чуть не выронил банку на пол. Сердце ухнуло вниз.
Девушка даже не оглянулась, да он особо и не хотел ловить на себе дополнительные взгляды. Тем более что священник уже свернул вправо и оказалось, что рынок здесь закончился, и теперь начинались узенькие бутики или что-то в этом духе. Первое маленькое зданьице, по правде сказать, не было бутиком вывески не было, но на стекле
была приклеена картонка, где корявая надпись из больших букв гласила «САПОЖНИК».
Они вошли внутрь и едва сразу не упёрлись в прилавок много места там и не могло быть. На стенах висели ремни и заклёпки, непонятные полуобручи и парочка меховых изделий; на прилавке же лежал сапог с оторванной подошвой, и мозолистые иссушенные руки откровенно старого мужика аккуратно переворачивали его с бока на бок.
Вадим вгляделся в него пристальнее: седые короткие волосы, очень морщинистое лицо, напоминающее собой помятый брезент, кожаный фартук. Он мельком посмотрел на священника, и брови его удивлённо поползли вверх. Но когда он уставился на Вадима, то просто замер.
Здравствуй, Егор, сказал священник. Дела идут?
Здравствуй, Аркадий Георгиевич, отозвался Егор, но продолжал ошалело смотреть на парня, отчего у того аж кожа покрылась мурашками размером с гальку. Идут Штиблеты рвут, сапоги ломают. А покупать новые не могут, поэтому дела идут, спасибо на добром слове Отмеченный, невероятно!
Вадим опешил и переводил взгляд то на одного, то на второго. Священник, впрочем, сохранял непроницаемое лицо.
Отмеченный? не понял Вадим. Что это значит
Тебе передали метку, кивнул тот. Я это понял сразу. Я это почувствовал. Или, если хочешь, просто увидел в тебе.
Не понял, как
Рыбак рыбака, подсказал Аркадий Георгиевич и едва заметно улыбнулся.
Егор кивнул и тоже улыбнулся, но его улыбка вышла болезненной.
Мне тоже передали метку. Давно, двадцать лет назад. Помню, навис пасмурный вечер, и я тогда был в хорошеньком подпитии, чего скрывать И наткнулся на бабулю, лежащую на остановке. Из её бочины торчал охотничий нож. Так вот Я, конечно, растерялся и хотел побежать куда-нибудь, искать телефон-автомат или забежать в кафе, чтобы вызвать «скорую». Я это сделал, кстати. Но сначала она очнулась и дала мне семирублёвую монету, представляешь?
Вадим раззявил рот от неимоверного изумления и не знал, что сказать. Он нашёл в кармане свою метку и вынул её, показал, и глаза Егора быстро наполнились слезами, но он продолжал улыбаться.
Вот. И у тебя она есть.
Я её выкидывал, пожаловался Вадим. Но она всё равно оказывается у меня в кармане. Что за абсурд?
Это же метка, напомнил сапожник. Её выкинуть нельзя. Никак. Я куда только не кидал свою Но передать можно. Отдать.
Он замолчал, гневно поджав губы.
Они требуют у меня её, они требуют её отдать, заговорил Вадим хриплым голосом. Почему они сами не могут
Сами они не могут, согласился Егор. Это метка. Белую метку получает тот, кто избран Так сказать, шлагбаумом.
Каким ещё шлаг
Шлагбаумом, да, это, мне кажется, точное слово. И этот шлагбаум смотрит, чтобы они не сильно разгонялись.
Кто они? тупо спросил Вадим, хотя знал ответ на этот вопрос.
Ты же видел их. Я видел. И ты видел. И ты ещё увидишь. Я чуть не сошёл с ума, угодил
в «дурку», но Мне это не помогло. Они достали меня и там.
Подождите, подождите! спохватился Вадим, опершись на стойку, как старик с головокружением опирается на костыль. Он хотел это многозначительно выкрикнуть, но получился лишь сдавленный клёкот. Они Эти они
Кровососы, одурманенные, лохмачи, чёрнокнижницы, сказал Егор тихо, наклонившись вперёд. Может, он боялся, что его услышат. Давители, кровопийцы, душители, кого там только нет Он содрогнулся всем телом, и лицо его побелело. Так вот, чтобы они не разгонялись, есть шлагбаумы. Темнобои, злоборцы, белославы. В общем, как их только не называют.