Так как, по словам престарелого дедушки Ежи, кормить не оправдавшего высокого доверия Качмарека никто не собирался, а поить по причине чересчур юного возраста уж тем более, парню ничего не оставалось делать, как отправиться на поиски работы. Единственное место, в котором, то ли ради смеху, то ли от жалости, согласились трудоустроить Влодьзимежа, была компания, специализировавшаяся на грузоперевозках. В первый же рабочий день, придя по указанному в заявке адресу, парень нарвался на двухсоткилограммовое пианино, сорвавшее ему спину и оба колена, и самую малость вывихнувшее левое плечо. Ползя с работы домой, Качмарек вспоминал обогащённую обсценной лексикой и лютой ненавистью речь некогда произнесённую соседом-инвалидом дядей Янушем, посвятившем жизнь и здоровье нелёгкой профессии грузчика, обращённую к давно почившим в бозе и с высокой долей вероятности горящих сейчас в адском пламени изобретателям фортепиано. И если тогда, слушая его, Влодьзимеж недоверчиво улыбался, то теперь к нему, наконец, пришло понимание, насколько же прав и мудр был тогда, тот благообразный вечно пьяный старик, кроме всего прочего утверждавший, что все грузчики, сколько бы не украли и сколько бы шкафов и тумбочек они не изуродовали в процессе работы, гарантированно попадают в рай.
Весь июль, снова прикованный к постели множественными травмами Качмарек, коротал за просмотром сериалов, преимущественно детективного характера. И то ли Влодьзимеж был чересчур умён, либо сериалы сверх всякой меры идиотскими, но уже к первому рекламному ролику мальчишка со стопроцентной уверенностью мог назвать имя, фамилию, школьное прозвище и мотив преступника и за месяц не допустил ни единого ляпсуса. А главное, у него не осталось никаких сомнений в том, что все предначертанные ему судьбой, генетикой и везучестью годы он, ничтоже сумняшеся, положит на алтарь борьбы с вопиющим беззаконием.
Едва оклемавшись, Качмарек прорепетировал свой первый обыск. Роясь по всему дому в поисках предметов, незаменимых для поимки особо опасных преступников и установления истины, таких как: лупа, бинокль, фотоаппарат и наручники, будущий частный сыщик наткнулся на красный диплом хирурга, подаренный ему престарелым дедушкой Ежи на восьмилетие. Документ на вид был абсолютно новым. Ещё бы Влодьзимеж воспользовался им лишь однажды, когда ему было доверено прооперировать полногрудую пани Плужек, едва не поседевшую от осознания того, чьим рукам был доверен её аппендикс. Сразу же после операции, вполне себе успешной, но длившейся четверо суток, несостоявшегося мясника пожизненно отстранили от работы в больнице с формулировкой: «за кричащую некомпетентность». Проситься назад в лечебные органы, Качмарек, ясное дело, не стал бы слишком уж преждевременно записывать себя в патентованные душегубы, но невозможно было оспорить тот факт, что наличие докторской степени, пусть и подаренной, вызывает у обывателя куда больше доверия к её обладателю, чем её совершеннейшее отсутствие.
Кабинет для приёма одураченных мужей и владельцев загулявших собачек был оборудован на чердаке, потому что только там до них не доносился бы пьяный ропот престарелого дедушки Ежи. К тому времени вывеска, сооружённая из оторванной от старинного комода дверцы с громкой надписью: «Дитиктивнаеагенстводоктара Качмарека», уже висела над входной дверью дома двадцать четыре по улице Ягеллонов, и для начала плодотворной работы необходимо было решить лишь два, исключительно кадровых вопроса, уж которую ночь мешавших Влодьзимежу уснуть: ни один уважающий себя частный сыщик не обходится без секретарши, способной на высочайшем профессиональном уровне заливать пакетики с чаем крутым кипятком, и верного помощника, каковым можно было бы всеми возможными способами помыкать, и систематически намекать на его умственную неполноценность.
По словам престарелого дедушки Ежи, у истинно грамотной секретарши должны быть миловидное личико, полная грудь и характер, за который не жалко в любую секунду дать коленом под зад. По мнению Качмарека под это описание, как никто другой походила его давняя знакомая по школе, приснопамятная пани Плужек, обнаруженная детективом в том самом кабаке, куда она когда-то отправилась возвращать себе прекрасное расположение духа. Вряд ли бы одиннадцатилетнего Влодьзимежа впустили в данное заведение, не предъяви он охраннику пенсионное удостоверение престарелого дедушки Ежи, а стало быть, вряд ли он когда узнал, что люди с перманентно прекрасным расположением духа настолько преужасны внешне. Из всех признаков, выдававших в соискательнице чудной должности наличие навыков истинно грамотной секретарши, у некогда полногрудой пани Плужек оставался лишь характер. Фиолетовые круги под глазами, морщинистая кожа, неестественная худоба, выпадающие тут и там волосы, и бьющий в нос нашатырём запах.
А ещё четыре аборта за два месяца. Могла бы дополнить некогда полногрудая пани Плужек, общую картину своего состояния, будь хотя бы чуточку вменяемее.
Качмареку захотелось отправиться восвояси, но в груди что-то ёкнуло и по всей вероятности из-за внезапно нахлынувшего чувства вины. Очевидно же, что защищая именно его от пана директора, некогда полногрудая пани Плужек лишилась и любимой работы и прекрасного расположения духа. Угрожая охраннику и владельцу кабака сложенной в пистолетик ручкой, хотя эти двое даже не думали оказывать сопротивления, Влодьзимеж вывел бывшую учительницу на улицу. Вывел, чтобы последующие две недели откармливать, обильно посыпать пудрой почерневшее от чрезмерных возлияний лицо и уговаривать занять вакантное место секретарши. И, сама не зная почему, то ли от любопытства, то ли от безысходности, вновь полногрудая пани Плужек согласилась принять участие в предстоящем, как она выразилась, глумилище.
Сияющему от счастья Качмареку оставалось лишь подобрать в команду квалифицированного помощника. И тут он, не мудрствуя лукаво, обратил стопы к ещё одному человеку, карьера которого им была погублена и растоптана. Семидесятилетний Яцек Мулярчик, тот самый сторож, основной рабочий инструмент которого Влодьзимеж отволок в ту злополучную ночь на третий этаж школы, мирно удил рыбу на набережной Вислы и явно скучал. Крепко держа арматуру, выполнявшую функцию удилища и глядя на гусиное перо, игравшее роль поплавка, старик вспоминал о пожаре, случившимся в его доме семь лет назад, и в одночасье сделавшем его бездомным вдовцом. Страховку, о которой он грезил, поливая пол кухни керосином, он так и не получил. И откуда же ему убогому было знать, что её надо было заблаговременно оформить в соответствующей конторе? Он терпеть не мог рыбу, рыбалку, рыбаков, испытывал жуткий токсикоз при одном только упоминание червей, но ему очень хотелось хоть что-нибудь захомячить. Надежда Мулярчика на плотный ужин рухнула в тот самый момент, когда подкравшийся к нему сзади Качмарек, не зная как бы поприличнее обратиться к пожилому человеку, просто ткнул того указательным пальцем в печень. От неожиданности старик выкрикнул что-то ненормативное и выронил свою лучшую и единственную удочку в Вислу, а через несколько секунд спустя грозной поступью двинулся на мальчишку, не иначе как замышляя что-то недоброе. Сидя на самой высокой ветке самого высокого каштана в городе, Влодьзимеж, не поддаваясь на уговоры Мулярчика спуститься вниз и получить по заслугам, рассказывал разбуянившемуся пенсионеру, о радужных перспективах, ожидавших всякого, кто согласится работать в его детективном агентстве. Яцек осознанно пропускал мимо ушей елейные речи, но услыхав что-то про бесплатный суп и крышу над головой, внезапно подобрел и размяк. А главное у него напрочь пропало желание в обнимку с Качмареком разделить участь удилища, мирно покоящегося теперь на дне реки. Шагая плечом к плечу с мальчишкой, ведущим его к новой жизни на улицу Ягеллонов двадцать четыре, Мулярчик с неподдельным любопытством выпытывал у того будут ли в обещанном супе плавать клёцки и если да, то какого размера и в каком количестве? Влодьзимеж, в супе которого ничего кроме лука обычно не плавало и видевший клёцки лишь однажды на картинке в книге о вкусной и здоровой пище, дабы раньше времени не огорчить несчастного старика, соврал, что в их доме принято мерить диаметры всех ингредиентов для супа исключительно строительными рулетками до такой степени они были огромны и сытны. Услышав такое, Мулярчик от счастья упал в обморок и последние два квартала отделявшие их от пункта постоянной дислокации, Качмареку пришлось тащить его на себе. Надо заметить, старик будет падать в обмороки на регулярной основе и исключительно от голода и исключительно на лестницедве недели к ряду, то есть до тех пор, пока не узнает, что обои в его новом жилище держатся на клейстере.