Через несколько минут вернулся он, ее новый приятель, они посидели за столиком еще пару минут, совершенно без эмоций, сухо перекинувшись несколькими фразами, и собрались уходить. Странно это, но, казалось, их не связывает ничего, кроме каких-то общих предметов, предметов именно в материальном значении этого слова: кровати, шкафа, стульев и раковины. Такие отношения это не отношения между мужем и женой, между родственниками или страстными любовниками. Эти отношения даже не привычка, потому что привычка, выработанная годами, все же оставляет между людьми какую-то теплоту, которой здесь и следа не было. Здесь витало нечто странное и удручающее, лежащее в основе этих отношений, в целом незрелых наверняка, вследствие незрелости каждой личности по отдельности. Потому-то и напомнили они мне людей, употребляющих наркотики. У тех в основе отношений всегда одно и то же неизменное стремление найти, получить удовольствие, потом получить удовольствие друг от друга и снова искать, снова спешка и отрешенность, и повадки.
Может быть, у меня не получается это правильно объяснить, и все это кажется бредом после вчерашнего алкогольного отравления, но примерно такие мысли вертелись у меня в голове, в то время как я смотрел на эту пару любовников. Когда они собрались уходить, она повернулась в мою сторону и, кажется, на мгновение остолбенела то ли от неожиданности, то ли от моего до неприличия пристального взгляда. Мы кивнули друг другу едва заметно, так что друг ее, скорее всего, даже не обратил на это никакого внимания, и они ушли.
Странно, но я его вовсе не запомнил, и если бы меня попросили сразу же его описать, я не смог бы сказать о нем совершенно ничего.
Глава 19
Тот день для меня был испорчен уже окончательно, хотя и сложно сказать, чем именно: то ли возвращением к прежним эмоциям, то ли увиденной мной картиной, которая была, возможно, только моей фантазией, и потому провел я его совершенно бездарно и даже не выпил. Зато в ходе размышлений о вселенской справедливости и прочих глупостях, о которых хочется думать, когда накатывает дурацкая сентиментальность, я понял, что губы Маши могли бы подойти для меня, пожалуй, лучше, чем для Егорки, вернее сказать, независимо от Егорки. Плевать на него теперь, как, впрочем, и на всех.
Если уж моя бывшая подруга нашла себе кавалера и хорошо проводит с ним время, то, кажется, несправедливо было бы мне грустить в одиночестве, не позволяя женщинам себя развлекать (шлюхи не в счет). А я это делал, хотя не совсем правильно было называть мое состояние грустью (это слово больше подходит для семнадцатилетних), но скорее «безэмоциональной стабильностью», которая особенно сильно проявлялась при меньшем количестве выпивки.
Итак, я решил, что если ее губы сомкнутся вокруг моего ну, кажется, ясно то ничего плохого не случится, по крайней мере для меня. Это был главный вывод того дня. Второй вывод был о том, что, скорее всего, я еще испытываю какие-то огрызки чувств к моей бывшей подруге, раз она произвела на меня такое впечатление, вызвав поток мыслей, который затормозил мой организм на несколько минут. И, поскольку произошло это спустя несколько лет после нашей последней встречи, возможно, эти огрызки чувств я буду испытывать до конца своей жизни.
Такой вывод не сулил ничего хорошего, хотя, честно говоря, иной раз даже приятно потеребить прежние чувства, как бы пережить прошлые события заново, но только в памяти, в миниатюре. Наверное, это одна из форм мазохизма, а большинство нормальных людей скажут, что это форма идиотизма, но только истинные ценители чувственных переживаний одобрят такой способ щекотать нервы. Не следует думать, что это пропаганда глупости какой-нибудь пятнадцатилетней девочки, которая пишет что-то вроде: «Сижу, смотрю в окно на капли дождя и думаю о нем». Я имею в виду скорее какую-то зрелость, что ли, которая помогает человеку, у которого было уже многое, как правильно следует относиться к тому или иному собственному ощущению и как правильно это самое ощущение чувствовать, как реагировать на него. Конечно, подобные рассуждения отчасти должны пугать меня самого, потому что наличие их не что иное как верные признаки старения, приближения к тому состоянию, когда живешь больше внутренним миром, чем внешним, прошлым, чем настоящим, что, по сути, означает, что живешь меньше, чем раньше. Но с другой стороны, и молодая, ничего не понимающая глупость в чистом виде не представляет тоже ничего хорошего, кроме, пожалуй, того, что обладает способностью очень остро чувствовать цвета, запахи, вкусы, и это вызывает иллюзию (впрочем, далекую от правды) обладания целым миром сейчас или в ближайшем будущем. Чувствовать как в семнадцать невозможно уже никогда, и если к кому-то приходит подобное состояние в уже зрелом возрасте, то, с одной стороны, за такого человека можно порадоваться, а с другой его же следует и пожалеть.
Едва ли я чувствовал себя как в семнадцать, да и на самом деле вряд ли уже мог бы, потому что к теперешнему времени голова моя основательно наполнилась всякой дрянью, которой она лишена в том прекрасном и вместе с тем глупом возрасте, но все же какая-то сентиментальность как будто пробрала мой организм, и я решил устроить романтический вечер. Я зашел в супермаркет, купил несколько бутылок пива, две бутылки красного вина, сыр пармезан, колбасу, оливки, хлеб и пару восковых свечек. Часам к восьми стол мой был накрыт на двоих, и я уже ждал ее, мою королеву вечера, которую за умеренную плату позвал к восьми и которая вот-вот должна была приехать.
Вот каким образом зрелость соприкасается с чистой романтикой, извращает ее и превращает в похотливый фарс. Я потягивал пиво, глядя на пылающие свечи, жевал колбасу, вспоминал свою прежнюю подругу и думал, что еще немного, и я буду развлекаться с похожей на нее, по крайней мере цветом волос, женщиной, такой же далекой для меня, как и она, и в сущности такой же шлюхой. Хорошо, что эпоха цифровых технологий позволяет вот так запросто найти себе подружку на час, и глупо, имея такие возможности, ими не пользоваться.
Колышущиеся огоньки свечей создают с одной стороны уютную, с другой какую-то жутковатую атмосферу. Полагаю, нет ничего страшного в том, что ужин я начал один, пусть и не притрагиваясь пока к вину, но все же потихоньку поедая колбасу, запивая пивом, глядя на два свечных огонька. В конце концов, вечер этот не совсем уж романтический и не совсем для двоих, но скорее для одного, а потому нечего и думать о девственной чистоте чувств и законченности моего порыва. Здесь скорее расплывчатость, которая, если подумать, не что иное, как символ толерантности, терпимости к собственным привычкам, равно как и терпимости к привычкам той шлюхи, которая должна прийти с минуты на минуту. Для нее, если говорить правду, мой член будет уже, наверное, трехсотым или трехтысячным, и цель ее будет ровно в том, чтобы как-то побыстрее от него, да и от меня, отделаться.
В дверь позвонили, я не спеша встал, открыл, впустил ее. Она представилась Анжелой, но я сказал, что на сегодняшний вечер она будет Оксаной, на что она, разумеется, согласилась, потому что на самом деле звали ее скорее всего Света, или Вика, или Оля, или еще как-то. Может быть, Маша. Почему-то я подумал о Маше в тот момент. Какая-то мысль мелькнула, но я не успел ее уловить. И хотя мысль эта не успела оформиться так, чтобы можно было ее выразить, она создала какой-то осадок, неприятный и тянущий.
Она прошла в комнату.
Ого, да у тебя праздник? произнесла она с интонацией, наполовину вопросительной, наполовину утвердительной, кажется, удивившись накрытому на двоих столу.