Сейчас-сейчас, господин, она опустила краник, отчего аппарат гулко задребезжал.
В воздухе ощущалась прохлада. Раннее утро приносило из сада запахи абрикосов, магнолий и медового флокса. За цветами уже приходили заморозки, но те едва опустились. Дело в том, что опуститься им мешал садовод. Он ревностно кормил их компостом, поддабривал почву золой, стравливал сорняки, и всё это для того, чтобы запах лета задержался ещё на немного. Чтобы господа, живущие за высокими окнами, перестали хотя бы на миг волноваться. Лето это то единственное, что напоминало им о лёгких, праздных каникулах, где работа занимала от силы одну треть от одной трети часов.
Стенографистка достала вторую чашку.
Мы сильно похожи, мейт-губернатор?
Мейтна молчал. В следующей колонке говорилось о зверствах, творящихся в коллегиальном лесу. Особого интереса подробности не вызывали, а потому он вяло зевнул.
С ними, с вашими прошлыми пассиями? Они тоже, в конце концов, исчезали?
О, как же вы любите всё преувеличивать.
Женщины не преувеличивают, губернатор, мы просто любим всех и вся выводить на чистую воду.
Через идиотские провокации?
Скорее, через заблаговременные упрёки.
И многим это помогло? Да как вы всё не поймёте счастье не терпит искренности ни тогда, ни сейчас.
Значит, я отгадала, девушка, дождавшись, пока заполнится вторая чашка, прихватила её и направилась к губернатору. Я похожа на них и потому исчезну, как и они.
Не пори чушь. Никто не исчезал. Они ушли из Коллегии по своей воле, но слухи почему-то поспешили их быстренько закопать. Вырой округу, высуши полностью реки, не найдёшь ни единого доказательства.
И Ласке даже не придётся меня оплакивать?
Будешь меньше выпытывать, даже останетесь счастливы.
Хорошо, губернатор, вы умеете убедительно лгать. Надеюсь, когда мы решимся с ним на побег, вы не станете бежать по пятам, Она встала рядом с Мейтной и наклонила чашку над его открытыми гениталиями. А пока, если позволите, я отомщу вам за одеяло.
Он резко отнял магни-текст и поднял взгляд. Солнце, окаймлённое оконной рамой, вдруг ударило по глазам. Свет вылился на пол, на стол, на мрамор богатой столешницы и на медно-бежевый аппарат и не встретил препятствий. Он поверил, что она стояла рядом, в самом деле, была тем самым препятствием, но всё, о чём они говорили, как оказалось, он раскручивал у себя в голове. Всего лишь стоило выдумать её присутствие, как подсознание само начало развеивать скуку от цифр и сводок. Колонки в магни-тексте оказались невыносимы. Он посмотрел на оголённые бёдра и накинул халат. Чего он не стеснялся показывать вмиг покрылось белым бархатом. Мейтна встретил новое утро один.
Девушки украшали его одиночество достаточно редко. Не сказать, что они прям сильно добавляли красок, просто тёмные вечера порой освещались не только желтизной луны. Девушки привносили щепотку страсти, уводили его мысли от собственных привилегий, и, пока он добирался до высшей точки, ему даже порой удавалось полностью отгородиться от ненависти к себе. Однако, он не всегда приходил к финалу. На пути к нему девушки обычно визжали и, спрыгивая с кровати, убегали в ужасе. Мейтна как раз размышлял, как ему приходилось изворачиваться, чтобы задержать каждую хотя бы на миг. «Я предупреждал тебя, говорил он одной, с трудом сдерживая обиду». «Я болен, успокаивал он другую, делая грустное выражение лица». «Я ищу выход в тебе, ты поможешь мне выбраться, выбраться! Понимаешь? тараторя, кричал он последним, меняясь в голосе». И девушки от этой перемены в голосе убегали с ещё большим ужасом. И так его козырь, раздающийся в коллегиальном лесу, оборачивался для него главным изъяном в собственной спальной.
Мейтна, отойдя от раздумий, поднялся. Скинув ноги со стола и кинув на него магни-текст, он подошёл к окну и суетливо задёрнул шторы. Утренние лучи кидались на планету с необычайным азартом. Столицу окатило только на седьмом с половиной часу.
Где носит Франку, когда она так нужна? Ладно, если хочет поиграть с огнём
Господин губернатор, Франка, поклонившись, слегка отворила дверь.
Обернувшись, он изумлённо на неё покосился.
Заходи. Отвари кофе. Затем приберись в спальной, вымой обои и постирай бельё.
В спальной что-то случилось?
Да, комары ночью устроили на меня охоту. Ничего не оставалось, кроме как от них отбиваться.
Слушаюсь, господин, что-то ещё?
Мейтна, убрав изумление, строго посмотрел ей в глаза:
«Что-то ещё» будет вечером, сейчас просто завари мне кофе. И побыстрее.
Франка, грубо наступая на пятки, подбежала к столешнице. Она небрежно ухватила первую попавшуюся чашку и поставила на подставку. Панель разгорелась, краник был вскоре опущен. Через минуту запах цветущего сада перебился ароматом кофейных бобов.
Готово, господин.
Дальше я сам, теперь следуй в спальную, перебив её в момент, когда она начала наливать сливки, Мейтна приблизился к чашке и схватил её, почему-то не поднимая. Он навис над чашкой и долго оглядывал свысока кофейную гущу.
«Мы сильно похожи, мейт-губернатор? вновь послышалось в голове. Они тоже, в конце концов, исчезали?». Тон её, как оказалось, уже не был столь мягок он очерствел, увял, а вскоре выветрился чопорным тоном самого Мейтны. Пришло к тому, что от него начал ускользать её образ.
Ласке повезло слышать тебя каждый день, не приходится вспоминать, как ты звучишь, Мейтна поднёс чашку к губам и немного отхлебнул, ну ничего ничего, я вас не корю. Сегодня вам достанется обоим, на прицеле будет он, а тебя, как и обещал, заденет разлётом шрапнели.
Мейтна отпил ещё и, несдержанно хлопнув чашкой, последовал в гардероб. На посадочной площадке заканчивались приготовления к прилёту будущего Адмирала. Председателю, по традиции, нужно было убедиться, что все идёт строго по плану. Что похороны, намеченные на этот прилёт, обретут статус ярчайших за всю историю Ордена.
Доброе утро, господин Председатель, сухо поприветствовал Ласка, мы почти готовы.
Могу вас поздравить, нот Ласка, вы первый, кто вызвался показать то, что он натворил.
И я этому, несомненно, рад.
Ноточей поклонился. Мейтна повторил за ним, спрятав в жесте приветствия своё самодовольное лицо.
Ну же, рассказывай, чьим атрибутам, по твоему мнению, будет следовать наша Светоч?
Пройдёмте, я вам всё покажу.
Они обошли арочные ступени и спустились к асфальтированной поверхности. На ней пересекались жёлтые линии с белыми, выстраивая композицию, заметную для пилота, сажающего судно. Повсюду болтались банки с краской, стремянки придерживали их. Рабочие хватали по кисточке, глядели на общий план, а затем принимались за ту часть, что была им отведена. Ласка не постеснялся взять самую большую бригаду, чтобы уложиться в срок. Немного помощи он попросил у коллег из главной трибуны, у господина Лихорадки и госпожи Церемонии, часть рабочих отдали заседатели первой трибуны, заседатели второй и третьей трибун сами принимались за работу. Первое впечатление желали произвести многие в хорошем ключе, естественно. Важность рукопожатия между взглядом Адмирала и местными стенами вряд ли мог кто-то переоценить. Ласка грамотно направлял все усилия. Да, ему приходилось спорить с подопечными, доказывать важность своих замечаний, однако статус главного ноточея, по итогу, расставлял всё по местам. Его виденье, в совокупности, побеждало, а слегка повышенный тон говорил о здоровом энтузиазме. Лишь слегка повышенный, всё так. Заметно повышенный тон в пределах Коллегии выдал бы в нём, очевидно, нездоровое помешательство.
Отсюда пропала эксцентричная алость, грубый пыл пришлось вывести, обесцветить, видите трещины? Результат моих работ. Я подумал, что шероховатость на некоторых участках уберёт пафосный лоск, присущий прежнему Адмиралу. Да упокоят его в царстве звёзд.