Странно, не заметил? Едут они каким-то чересчур прямолинейным маршрутом, Тит глянул в сторону Висма.
Тот от беспокойства потрясывал правой ступнёй. Что-то было не так. Степняки и вправду двигались медленно, ручки не выжимали газ, а рули не подравнивали корпус. Разведчики сползали набок, пока маршрут всё больше отклонялся вправо. Чёрт, в мареве их было не разглядеть! Бинокль дозорного ещё старался поймать какую-никакую картинку, но даже он, в конце концов, мог выделить лишь скупые, хоть и объёмные, силуэты.
Тит прищурился. «Они даже руками не двигают примагнитили их к рулю и упёрлись в него, как бараны. Хотя постой стой так так, какого?» на этой мысли прищур исчез. Тит, наконец-то, заметил, что плечи бойцов неестественно возвышались над их головами. Макушек словно и не было.
Не было точно как будто их отрезали. Отрезали со всем тем, что росло чуть ниже макушек. Тит опешил. Оба разведчика были обезглавлены. Мёртвые туши, запущенные по кривоватой дуге, несли свои тела в расположение лагеря. Поэтому степняки и ехали медленно и двигались с небольшим отклонением. Некому было поддавать газу. Некому было подравнивать руль. Мертвец не может подравнивать руль. Проехав три сотни метров, самый проворный из них приблизился к дозорным стенам. Заданной скорости хватило ровно на то, чтобы остановиться под носом у Тита.
Борясь с изумлением, тот не отнимал взгляд от трупа. Затем он глянул в сторону Висма. Опытный капитан, напротив, походил на выглаженный лист. Ступня его в какой-то момент успокоилась, вот только в груди отныне колошматило сердце. От злобы. Взгляды капитанов встретились совсем скоро где-то посередине между рулём правого степняка и выбитой рукояткой левого. Капитанам кое-что передали.
Послание. Сообщение на деревянных дощечках. Сепаратисты высекли буквы кривым почерком и развесили дощечки на шеях двух бедолаг. Трупам, наконец, дали высказаться в последний раз:
«Они приехали к нам в таком виде, за маленьким исключением», прочёл Тит на своём трупе.
«поэтому не злитесь. Мы их, по сути, не тронули», прочёл Висм, придерживая за плечи второго покойника.
Злоба в его груди, разорвав сердце в клоки, выкипела. Сорвав вторую дощечку, он бросил её на землю и ударил в неё каблуком.
Опасаешься, что улетят, Тит?! висмутианин стащил с макушки берет. Неделя на то, чтобы их прихлопнуть?! Забудь, у этих ублюдков день! День!!! Завтра на рассвете они попляшут! Ой как попляшут! Вы согласны, парни?!
По лагерю прокатился воодушевлённый вой.
Звучит, как бравада, обронил Тит.
С дозорной стены посыпались крики оружия.
Безголовый труп, выпав с седла, приземлился на сорванную дощечку. Ему дали высказаться, сделать последнее донесение, но его голос утопили в хохоте. Титанец меж тем безутешно топил себя в беспокойных раздумьях, а в мыслях давил головы сепам, представляя, скольких положит на утренней вылазке. «Они обезглавили нас! повторял он раз за разом. Обезглавили!». И в этих мыслях он почему-то не чувствовал себя защищённым. Он в логове чужой стаи. Стаи, что носила на себе камуфляжную краску. И в первую очередь он был обязан отстоять свою честь перед ней. Ведь ум военного настроен на доводы от военного. А значит, в ход пойдёт антрацитовый меч оружие, доживавшее дни. И оно-то уж точно исключит всякую возможность полагаться на доводы штатского.
Факсимильный излишек
«Свет общества, что озарён тьмой популизма», ещё один вычурный заголовок. Мейтна распрямил третью колонку и перелистнул магни-текст.
Пока что на третьей. Редактор получше, и мигом на лицевой.
«Да ладно тебе, хватит! Хватит! Признай уже наконец, что дело в и называть не хочу!». Губернатор поёжился, поскорее вчитался в новую колонку, но ничего, кроме как набора складно сложенных букв, уже не замечал. В затылке заговорил томный гнусавый голос одного из членов Совета. «Левые вновь пытаются объединить нейтралитет всё больше задумывается о выборе стороны», возник другой голос, уже поприятней госпожи Церемонии, но он, по сути, сообщал то же самое.
«Не смей признавать это вслух. Не смей признавать, а иначе». И это «иначе» почти легло ему на язык. Но он вовремя его прикусил. Далее ещё раз попытался понять смысл букв, складно идущих в ряду. Ну а где-то в затылке томный гнусавый голос без всякой живости в тысячный раз сообщал, что его рейтинг в очередную неделю не досчитался очередных двух пунктов.
Чепуха, бросил мейт-губернатор и скорее перелистнул. На четвёртой полосе рядом с рекламным блоком он немного повеселел и отпустил на минуту печальные выводы третьей колонки.
Мейтна принимал завтрак в белом халате и, по привычке, закинув ноги на стол. Новая попытка себя приободрить. Начать хотя бы утро без утомительных сводок и цифр.
«Зря они отказались от жизненных зарисовок, с ними журнал казался не таким унылым». Он перелистнул на самый конец и пробежался глазами. «Зарисовки» и вправду перестали печатать. Те, как оказалось, существовали, пока существовал их автор. Но как только он отправился к Лунной опочивальне, столичная газета решила не продолжать. На спасение сегодня утром, решил Мейтна, можно было и не рассчитывать.
Милый, ты забыл накрыть меня одеялом.
Из спальной показалась фигура в похожем белом халат, но только довольно приталенном. Молодая стенографистка. Она кокетливо надкусила ноготь и легонько поводила плечом.
Месть за то, что ты вечно тянешь его на себя, не улыбаясь ответил Мейтна, всё внимание отдав новостям из спортивного блока.
Хочу кофе. Ты будешь кофе?
Угу, голос его был еле слышен.
Отлично!
Девушка побежала на носочках. У мраморной столешницы она нашла старенький медно-бежевый аппарат.
Слышала, ты собираешься убраться отсюда. Улететь и править чем-то большим, чем наша система.
А я слышал, что ты превосходно работаешь ртом и гнёшься не хуже гимнастки. Эх, как же так вышло, что нас обоих бессовестно обманули?
Как нетактично, господин губернатор, как нетактично. Если и уходите от ответа, проявите хотя бы фантазию, она покачала головой и положила на подставку подогретую чашку, мне всего лишь хотелось узнать есть ли у меня шанс получить приглашение?
Она чуть опустила голову и расплылась в милой улыбке.
Стенографистки, бороздящие космос. Никогда о таком не слышал. Всегда представлял, что вы выходите из валика печатной машинки и остаётесь с ней, не трогая пуповину.
Ошибаетесь, мой губернатор, мы её вырываем. Вырываем с силой. Просто нам редко удаётся посмотреть наверх. Всё вперёд да под ноги, да на пожелтевший глянец.
А если обклеить газетными вырезками весь потолок?
Тогда мы упадём от ужаса, подкосив ноги, рассмеявшись, она дотронулась до тускло горящей панели кофемашины.
Губернатор сменил позу. Он поменял ноги местами и тряхнул магни-текст. Его халат отнялся от бёдер и гениталии вывалились наружу. Смущения не последовало. Он только усердней вгляделся в блок новостей и несколько раз откашлялся.
Я всё беспокоюсь, господин губернатор.
Угу, сказал Мейтна без всякого интереса.
Беспокоюсь о Ласке. Думаю, он мне этого не простит.
Чего же он не должен простить?
Наших наших с вами «бесед», подбирая слова, произнесла его подчинённая.
Я даю вам обоим работу, так что немного щедрости от вас мне не помешает.
То есть я его щедрость?
Да. И покуда мокренькая щель не появится у него между ног, ты его неподдельная щедрость, Мейтна перешёл к новой колонке.
А как же это? задёрнув халат, она задорно повиляла миндальными округлостями, сначала нижними.
А это я называю приятным бонусом, надбавкой за доброе покровительство.
Тогда это я оставлю для Ласки, если позволите.
Да, тощие сиськи можешь оставить ему, себе мне без разницы. Завари уже чёртов кофе.