Белый лист оставался белым.
Не торопись, сказал он по-приятельски. Я же не думаю, что ты врешь, просто надо сосредоточиться, да?
«Сон в конверте»? «Голубые глаза»? Чтобы испытать первое, нужно лечь и уснуть, для второго необходимы серьги Что можно вписать в лист бумаги? Каковы его свойства? Он белый, он легкий Легкий. Когда-то я пытался делать на продажу мыльные пузыри, тяжелые, будто бильярдные шары. Хорошая игрушка, но они слишком быстро лопались. А доводить изобретение до ума в тот раз не хватило времени
Я начертил на белом листе единственное, что сумел вспомнить, заклинание тяжести.
Послышался странный звук надрывный скрип дерева, такое бывает зимой, когда огромная ветка готова отломиться под грузом снега. Это скрипела столешница, прогибаясь.
Я испугался: что я сделал не так?! Попробовал взять блокнот в руки легче было бы взвалить на плечи школьную карету. Блокнот наливался тяжестью, как спелая груша соком; вот покосилась пирамида книг на краю стола, накренилась, собираясь рухнуть
Хорошо, сказал мой собеседник. На карандаше, с другой стороны, есть ластик. Сотри свои художества поскорее, а то ведь стол хороший, антикварный, жалко его.
Негнущимися пальцами я перевернул карандаш и принялся тереть страницу фиолетовой круглой резинкой. Вот ведь отличная идея, крепить ластики прямо на карандаш, прекрасный вышел бы товар в моей лавке; я отвлекал себя дурацкими мыслями и тер, пока на месте заклинания не появилась дыра, и блокнот, потеряв свой ужасный вес, не начал ерзать у меня под руками. Стол скрипнул, будто вздохнул с облегчением, и распрямился.
Ой как интересно, пробормотал человек напротив. И что ты на это скажешь?
Я посмотрел на него с молчаливым упреком: это я должен был что-то ему объяснять?!
Никаких предположений? спросил он с деланым сочувствием. Как ни был я растерян и сбит с толку, но снова начал злиться.
Ладно. Он встал во весь свой рост, и я инстинктивно отпрянул, будто защищая сердце. Он ухмыльнулся моей мнительности, подошел к окну, отдернул занавеску; к счастью, окно выходило на затененную сторону дома, и солнце здесь не слепило.
Чему учил тебя отец? Свет отражался в его глазах. Сейчас они казались голубыми, хотя раньше вроде были карими.
Снаружи, в развилке большого дерева с мясистыми листьями сидела белка с немного ободранным, но все еще годным хвостом. Я мельком подумал, с каким удовольствием бы запустил в этот огромный, отлично обставленный дом зверей из леса пусть ломают антикварную мебель, пытаясь отполировать ее, пусть бьют фарфор, желая его вычистить, пусть нагадят в ванне
Учил призывать белок, проговорил я сквозь зубы.
Ну, призови. Если сумеешь.
Я с горечью вспомнил отца и ясно понял в этот момент, что он любил меня больше, чем братьев. И ждал от меня большего. А белки ну что с них взять?
Я пробормотал коротенькое призывающее заклинание.
Секунду ничего не происходило. Я поверил, что ошибся. В этот момент в стекло снаружи тяжело стукнули, и я увидел прямо напротив своего лица разинутую пасть с выступающими зубами, пушистую острую морду и по бокам ее два обезумевших черных глаза.
Белка неведомой силой удерживалась прямо на стекле, скребла по нему четырьмя лапами, так что визжали когти, и, кажется, пыталась прогрызть дыру. Я никогда не представлял, что пушистая белочка может быть такой страшной.
Я попятился, в этот момент на стекло навалились еще три темно-рыжих силуэта. Сквозь запертое окно было слышно, как они верещат, скребутся, барабанят, пытаясь войти, а за ними на лужайке все уже скакало от белок, и белки волной катились через забор, и через несколько секунд в комнате стало темно шевелящийся живой ковер покрыл окно полностью, сотни жадных глаз глядели на меня с той стороны, сотни зубов искали, где вход.
Я не то прокричал, не то просипел отгоняющее заклинание. И зажмурился; мне казалось, когда они уйдут, на лужайке непременно окажутся беличьи трупы, тела задавленных в толчее. Визг и скрежет стихли, под закрытыми веками я почувствовал свет и нехотя разлепил глаза; на лужайке клочьями валялась шерсть, трава и цветы были смяты, на стекле перед моими глазами виднелась единственная капля крови. И все.
Леон, Леон, мой собеседник прошелся по комнате, остановился у стола. Ты не безнадежен. Хотя мороки с тобой будет страшно представить. Иди-ка сюда
Он выложил на стол перед собой, на переплет той самой книги с закладкой, золотое кольцо. Я, будто в полусне, узнал свою работу: колечко, приносящее радость.
Надевай, он кивнул, указывая на кольцо. И потри.
Я надел кольцо без промедления и страха. Иногда я пользовался своими же предметами, например, испытывая новую партию. Я отлично знал, что почувствую, и это было бы очень кстати: немного радости посреди тяжелого дня, проблеск надежды, не зря эти кольца столь популярны
И все это счастье мне одному!
Так много воздуха, и света, и жизнь такая длинная, и
Я пришел в себя, валяясь посреди комнаты на спине. Мой собеседник склонился надо мной, глядя цепко и немного встревоженно; я чувствовал, что охрип, что у меня болят мышцы живота от эйфорического хохота. Каждый мой волос и каждый ноготь, каждая жилка полна была счастьем, которое медленно таяло. Уходило, не оставляя пустоты, как-то очень спокойно уходило. Без трагизма.
Кажется, я прыгал по комнате и пел. Кажется, я хохотал взахлеб. Кажется, я поскользнулся и упал, ударился об угол стола и не почувствовал боли. Я вообще не верил в этот момент, что в мире есть боль.
Леон? осторожно спросил мой собеседник. Уже все?
Все. Я завозился, сел, ухмыльнулся во весь рот. Все отлично.
Я встал, отвергнув протянутую мне руку. Посмотрел на кольцо на своем пальце: теперь оно было обыкновенным. Но, глядя на него, мне все еще хотелось глупо улыбаться.
Садись, он указал мне на стул. Скажи теперь, что ты понял.
Здесь все усиливается, сказал я хрипло.
Что именно?
Мои заклинания. Любые. Я вроде как могучий волшебник. Но это не потому, что я изменился, я такой же. Изменилась среда, в смысле, пространство. Этот мир он вроде как дает увеличительное стекло. Для моей магии.
Умница, сказал он удовлетворенно. Знаешь, что такое резонанс? Впрочем, неважно, суть ты правильно уловил
Я отлично знаю, что такое резонанс! мой голос прозвучал хриплым карканьем. Я поймал его взгляд и осекся.
А ведь ты все-таки счастливчик, Леон, пробормотал он с непонятным выражением.
Я снял кольцо. Меня немного знобило припадок острого счастья оказался весьма утомительным. А может быть, голова кружилась из-за того, что я только что осознал.
Я правильно выбрал мир, куда тебя поместить, продолжал он вполголоса. Он тебе подходит, как идеальная почва для растения. Но будет очень опасно, особенно поначалу Ты меня слышишь?
Да, пробормотал я.
Ты должен дать мне твердое обещание, что не станешь творить магию без моего разрешения, сказал он мягко. Ты видел достаточно Все понял, да?
Я молчал.
И я очень рассчитываю на твою мудрость, он положил ладонь на книгу, будто собираясь принести присягу. Ни волшебных предметов. Ни призывающих заклинаний. Ты не сможешь соизмерить свою силу. Обещай мне. Ведь купеческое слово нерушимо, так?
Я улыбнулся; оказалось, я вообще забыл, что чувствуешь, когда улыбаешься. Не хохочешь под действием заклинания, не горько ухмыляешься, не через силу растягиваешь губы; человек, которого я так боялся, оказался наивнее и глупее деревенского простака.
Клянусь, сказал я совершенно спокойно. Не применять магию без разрешения.
Беглец
А по вечерам бывает холодно, особенно зимой.
Выпадает снег?
Только в горах. Сейчас нету, но, когда будет, я отвезу тебя кататься на лыжах. Так что надо обязательно купить свитер и куртку от ветра, и еще пуховик.