.. "Нет,— подумал
Аркадий,— небогатый край этот, не поражает он ни довольством, ни трудолюбием; нельзя, нельзя ему так остаться, преобразованиянеобходимы... но
как ихисполнить, как приступить?.."
Такразмышлял Аркадий... апокаонразмышлял, весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широкоимягковолновалосьи
лоснилосьпод тихим дыханиемтеплоговетерка,все — деревья,кусты и травы; повсюду нескончаемыми, звонкимиструйками заливались
жаворонки; чибисы то кричали, виясь над низменнымилугами, томолчаперебегали по кочкам; красивочернеявнежнойзелениещенизких
яровых хлебов, гулялиграчи; онипропадаливоржи,уже слегка побелевшей, лишь изредка выказывались их головыв дымчатых ее волнах.
Аркадий глядел, глядел, и, понемногу ослабевая, исчезали его размышления... Он сбросил с себя шинель и так весело, таким молоденькиммальчиком
посмотрел на отца, что тот опять его обнял.
— Теперь уж недалеко,— заметил Николай Петрович, — вот стоит только на эту горку подняться, и дом будет виден. Мы заживем с тобой на
славу, Аркаша; ты мне помогать будешь по хозяйству, если только это тебе ненаскучит. Намнадобно теперь тесно сойтись друг сдругом, узнать
другдругахорошенько,не правда ли?
— Конечно,— промолвилАркадий,— ночтоза чудный день сегодня!
— Для твоего приезда, душа моя. Да, весна в полномблеске. Авпрочем,ясогласенсПушкиным — помнишь, в Евгении Онегине:
Как грустно мне твое явленье,
Весна, весна, пора любви!
Какое...
— Аркадий! — раздалсяизтарантасаголос Базарова, — пришлимнеспичку, нечемтрубку раскурить.
Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил достать из
кармана серебрянуюкоробочкусоспичкамиипослал ее Базарову с Петром.
— Хочешь сигарку? — закричал опять Базаров.
— Давай,— отвечал Аркадий.
Петрвернулсяк коляскеивручилемувместес коробочкойтолстуючернуюцигарку, которую Аркадийнемедленно закурил,
распространяя вокруг себя такойкрепкий и кислый запах заматерелого табаку, что Николай Петрович, отроду не куривший, поневоле, хотя незаметно,
чтобы не обидеть сына, отворачивал нос.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились передкрыльцом нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною
красною крышей.