..
— Никакониедут-с,— доложил слуга, вынырнув из-под ворот.
Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный тройкой ямскихлошадей; в тарантасе мелькнул
околыш студентскойфуражки, знакомый очерк дорогого лица...
— Аркаша! Аркаша! — закричал Кирсанов, и побежал,и замахал руками... Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой,
запыленнойи загорелой щеке молодого кандидата.
II
— Дайжеотряхнуться,папаша,— говорил несколькосиплым от дороги, но звонким юношеским голосомАркадий, веселоотвечаяна
отцовские ласки,— я тебя всего запачкаю.
— Ничего,ничего,— твердил, умиленно улыбаясь, Николай Петрович и раза два ударил рукою по воротникусыновнейшинелиипо
собственному пальто.— Покажи-касебя,покажи-ка,— прибавилон, отодвигаясь,и тотчас же пошел торопливыми шагами к постояломудвору,
приговаривая:"Вотсюда, сюда, да лошадей поскорее".
Николай Петрович казался гораздовстревоженнее своего сына; он словно потерялся немного, словно робел. Аркадий остановил его.
— Папаша,— сказалон,— позвольпознакомить тебя с моим добрым приятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал. Он так любезен,
что согласился погостить у нас.
Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса,
крепко стиснул его обнаженнуюкраснуюруку, которую тот не сразу ему подал.
— Душевнорад,— началон,— иблагодаренза доброенамерениепосетитьнас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?
— Евгений Васильев,— отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосоми, отвернув воротник балахона,показал Николаю Петровичу все свое
лицо. Длинноеи худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостреннымносом, большими зеленоватымиглазами и висячими бакенбардами
песочного цвету, оно оживлялосьспокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
— Надеюсь, любезнейшийЕвгенийВасильич, что выне соскучитесь у нас,— продолжалНиколай Петрович.
Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечалитолькоприподнял фуражку. Его темно-белокурыеволосы, длинные и густые,
не скрывали крупныхвыпуклостей просторного черепа.
— Так как же, Аркадий,— заговорил опять НиколайПетрович, оборачиваясь к сыну,— сейчас закладыватьлошадей, что ли? Или вы отдохнуть
хотите?
— Дома отдохнем, папаша; вели закладывать.