На вид ему было лет сорок пять: его
коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, как новое серебро; лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильноеи
чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной: особенно хорошибылисветлые, черные,продолговатые
глаза. Весь облик Аркадиева дяди, изящныйипородистый, сохранил юношескую стройность и то стремление вверх, прочь от земли, которое большею
частьюисчезает после двадцатых годов.
Павел Петрович вынул из кармана панталон свою красивуюрукус длиннымирозовыминогтями, руку, казавшуюся еще красивей от снежной
белизны рукавчика,застегнутого одиноким крупным опалом, и подал ее племяннику. Совершив предварительно европейское "shake hands" (рукопожатие"
(англ.).), он три раза, по-русски, поцеловался с ним, то есть три раза прикоснулся своими душистыми усами до его щек, и проговорил: "Добро
пожаловать". Николай Петрович представил его Базарову: Павел Петрович слегканаклонил свой гибкий стан и слегка улыбнулся, но руки неподал и
даже положил ее обратнов карман.
— Я уже думал, что вы не приедете сегодня,— заговорилонприятнымголосом, любезнопокачиваясь, подергиваяплечами ипоказывая
прекрасныебелые зубы. — Разве что на дороге случилось?
— Ничего не случилось,— отвечал Аркадий,— так, замешкалисьнемного. Затомытеперьголодны, как волки. Поторопи Прокофьича, папаша, а я
сейчас вернусь.
— Постой, я с тобой пойду,— воскликнул Базаров внезапно порываясь с дивана. Обамолодые человека вышли.
— Кто сей? — спросил Павел Петрович.
— Приятель Аркаши, очень, по его словам, умный человек.
— Он у нас гостить будет?
— Да.
— Этот волосатый?
— Ну да.
Павел Петрович постучал ногтями по столу.
— Я нахожу, что Аркадий s'est degourdi,— заметилон.— Я рад его возвращению.
За ужином разговаривали мало. Особенно Базаров почти ничего не говорил, но ел много. Николай Петровичрассказывал разные случаи из своей,
как он выражался,фермерскойжизни,толковалопредстоящих правительственных мерах, о комитетах, о депутатах, о необходимости заводить
машины и т. д. Павел Петровичмедленно похаживал взад и вперед по столовой (он никогданеужинал), изредкаотхлебываяиз
рюмки, наполненной красным вином, и еще реже произнося какое-нибудьзамечаниеилискореевосклицание, вроде "а! эге! гм!" Аркадий сообщил
несколько петербургских новостей, но он ощущал небольшую неловкость, ту неловкость,котораяобыкновенноовладеваетмолодым человеком, когда
он только что перестал быть ребенком и возвратился в место, где привыкли видеть и считать его ребенком.