Мы с Машкой сели за накрытый клеёнчатой скатертью стол, а Полинка торжественно извлекла из шкафчика пузатую бутылку вина, припасённого, видимо, для особого случая, и объявила, что сейчас мы будем готовить ужин. Против этого никто ничего не имел, и скоро на плите уже ворчала жарящаяся картошка, резался на скорую руку простенький салат из тепличных овощей, закипал электрочайник.
А когда наконец мы разложили еду по тарелкам и открыли вино, Машка, от недавней угрюмости которой не осталось и следа, игриво заметила:
Главное не уклюкаться теперь, а то завтра не встанем.
С бутылки на троих не уклюкаемся, успокоила её Полинка, А за добавкой не пойдём, а то не ровен час опять твоего Карася встретим. Небось до сих пор у ларька трётся, мелочь стреляет.
Ларёк же вроде до одиннадцати работает? заметила я, покосившись на кухонные часы, выполненные в виде разделочной доски.
Наивняк! вздохнула Машка, недаром же Европу называют страной непуганых идиотов. После одиннадцати ларёк окна закрывает, только и всего. А то, что нужно, всё равно можно купить, только уже через дверь.
Я хотела было спросить, куда в этом городе смотрит полиция, но подумала что, такой вопрос прозвучит не менее наивно, и промолчала.
Мы разлили вино по бокалам, выпили за встречу, приступили к ужину. Простенькая еда оказалась на удивление вкусной и какое-то время над столом висела тишина, лишь вилки звякали о тарелки да трещало у нас за ушами.
А утолив первый голод и опустошив ещё один бокал вина, я повернулась к Машке и таки осмелилась повторно задать вопрос, на который ранее не получила ответ.
Так что с сыном у тебя случилось? Ваня же, да? Сколько ему лет?
Машка покосилась на уже ополовиненную бутылку и ответила мрачно, но без промедления:
Двадцать шесть. А случилось дерьмо случилось.
Лучше и не скажешь, заметила с сухим смешком Полинка, Слушай, Маш, а давай на чистоту, а? Ты сама-то веришь в его невиновность? Или защищаешь просто потому что мать?
Машка беспомощно, как-то по-старушечьи всплеснула руками.
Конечно верю! Кому же мне верить, если не своему ребёнку?
А если бы не твой ребёнок? напирала Полинка, Представь, что услышала эту историю со стороны. Поверила бы, что парня оговорили?
Я кашлянула.
Вы мне-то расскажите всё-таки, что произошло? Может, помочь чем смогу?
И мне рассказали.
История оказалась такой же простой, как и отвратительной. В одном подъезде с Машей и её сыном жила десятилетняя девочка. Самая обычная девочка, немного озорная, немного кокетливая, и слишком доверчивая. Мама и папа у девочки были, видимо, неплохими родителями, по крайней мере, достаточно внимательными для того, чтобы вовремя заметить изменения, произошедшие в их дочери. Она вдруг стала подавленной, пугливой, молчаливой, и слишком часто грустной, но, когда взрослые начали выяснять причину этих перемен, не смогла долго запираться. Так и стало известно, что молодой сосед, которого до этого все считали нормальным парнем, пусть и без особых достоинств, принуждал девочку к такому, о чём десятилетним детям ещё даже знать не положено.
Он её изнасиловал? спросила я, морщась от неловкости.
Но Машка, пунцовая до корней волос, покачала головой.
Не изнасиловал. Но она говорит, что заставлял ну она мучительно сглотнула и указала пальцем на свой рот.
Понятно. Не один раз заставлял?
Да вроде как Говорит, в подъезде караулил, ну и Угрожал, запугивал, вот она и молчала.
Ты считаешь, девочка могла такое придумать? спросила Полинка, доливая нам вино, и Машка схватилась за свой бокал, как за спасательный круг.
Запросто. Сейчас же дети такие знакомая училка рассказывала первоклашки на переменах порнуху в телефоне смотрят.
А зачем ей наговаривать на Ваньку? Чтобы что?
Да знать бы может с ней это кто-то другой делал, а она боится настоящее имя назвать? Так ведь тоже бывает.
Бывает, не стала возражать Полинка, А специально его так подставить не могли? Может, кому дорогу перешёл?
Насколько мне известно, нет, Машка залпом опустошила свой бокал, Врагов у него нет, люди мы небогатые и взять с нас нечего. Так и так выходит, что некому и незачем было его подставлять, да ещё таким образом. Это ж непросто.
Я тоже глотнула вина, оказавшегося на удивление неплохим, и осторожно заметила:
Но получается, что доказательства всё-таки нашлись? Причём достаточные для реального срока.
Машка через силу кивнула.
Свидетель нашёлся. Тоже сосед. Говорит, видел их в подъезде. В самом низу, у дверей, где темно. И Ванька якобы рубашку в штаны заправлял, а девочка заплаканная была. Вот это и стало главным основанием.
А свидетель этот сам, как человек, нормальный? Может, ему спьяну лишнее привиделось? И почему он сразу не пошёл к родителям девочки и не рассказал про то, что увидел?
Вроде сначала значения не придал, а потом, когда уже следствие началось, вспомнил. А, может, просто связываться не хотел.
Ванька-то сам вину не признал? Полинка в отличие от нас, налегающих теперь в основном на вино, не переставала жевать, Что говорит?
Да то и говорит, устало отозвалась Машка, Что не делал этого. Но кто ж его слушать будет? Удивительно, что на него ещё и пропавших девочек не повесили. Я этого боялась. Только алиби, наверно, и спасло он на работе был все те дни, когда дети пропадали.
Мы замолчали, понимая, что вот и подошли к главной теме. Что пора переходить к тому, зачем, собственно, и встретились. К тому, что должны сделать завтра. И, охваченные одними и теми же эмоциями, страхом, стыдом, давней печалью не смотрели друг на друга. Полинка принялась разливать по бокалам остатки вина, Машка вдруг обнаружила у себя на тарелке остывающую картошку, а я вспомнила, что с момента высадки из автобуса не проверяла свой телефон на предмет внезапно пришедших важных уведомлений.