Стадион взорвался от воплей и визга, а потом разом умолк. Наступила тревожная тишина, лишь позади я слышал яростное сопение красномордого. Краем глаза я взглянул на него, и мне показалось, что его лупоглазые зенки вот‑вот вывалятся у него из орбит.
На двадцатой минуте динамовцы влепили вторую банку.
Тут‑то с моим соседом справа и приключился припадок. Он вдруг завизжал, как поросенок при виде ножа, вскочил на сидение и начал отплясывать, корча рожи красномордому и улюлюкая на манер индейцев племени гуронов. Потом бросился ко мне на шею и, рыдая от счастья и пуская слюну, полез лобызаться.
– Как мы их, а? Во‑о‑о как мы их!! Ух, как мы их! В пух и прах мы их! Это ж надо ж, а? – орал он мне в самое ухо.
Исход матча был предрешен. Стадион ревел так, что лед на поле вот‑вот был готов потрескаться. А я… а что я? Плевать я хотел на матч, и на «Спартак» с «Динамо» в придачу. Главное для меня – сто пятьдесят штук, которые я сумел оторвать благодаря дедморозовскому презенту. А все остальное трынь‑трава.
Все, финальный свисток! Наша взяла, братва, утер‑таки я нос красной морде!
Я едва сдерживался, чтобы не заорать. Жаль мне стало красномордого, ему и так, поди, не сладко живется с такой‑то рожей, а тут я еще масло в огонь подолью своим поросячьим визгом. Нет, выиграл так выиграл, а в рожу харкать проигравшему мы не обучены.
Он аж, бедняга, почернел от горя. Сникли и его друганы, оба в раз. Один лишь мой сосед‑динамовец продолжал куролесить да глумиться над поверженным врагом. Я цыкнул на него, и он стих.
– Что ж, произведем расчет, мужики, – сказал я как можно спокойнее.
– Ну и фрукт же ты, парень, – прохрипел красномордый, волком глядя на меня.
– Это с какой же стати? – завопил вдруг один из его дружков. – Я на это свои последние гроши выложил, а тут какой‑то шкет их прикарманить норовит! Протестую.
– Аналогично, – поддакнул второй. – Не имеет никакого права наши денежки карманить. В морду ему.
– Заткнитесь, оба! – рявкнул красномордый. – Сволочи вы, больше никто. Я вам ваши бабки верну, как условились, так что вы при своих останетесь, а вот я действительно крупно погорел. Вот дерьмо собачье, – выругался он напоследок.
– Игра есть игра, – пожал я плечами.
– Игра есть игра, – кивнул он. – Эй, посредник, вручи‑ка ему его выигрыш. Пускай подавится.
Как же, подавлюсь я, жди больше. Не на того напал, придурок лупоглазый, я эти денежки сберегу и Светке своей даже под пыткой не расколюсь.
Посредник снова вскочил и с торжествующей улыбкой вручил мне триста тысяч рублей.
– Поздравляю, от всей души, – сказал он, восторженно пялясь на мою персону. – Утерли‑таки нос кое‑кому, а кому именно, я говорить не стану. Это и ежу понятно.
– Умри, зануда, – гаркнул на него красномордый, а потом обратился ко мне. – Пересчитай, не верю я ему. Скользкий тип.
– Да разве я ворюга какой, – обиделся мой сосед справа и опасливо покосился на меня.
Я пересчитал. Десятки не хватало. Я пересчитал еще раз. Так и есть, десятку как языком слизнуло.
Тут уж я рассвирепел.
– Ты что же, гнида, своих обдираешь? – накинулся я на него. – Гони бабки, говорю, не то кишки повыпускаю!
– А я еще помогу, – вставил красномордый зловеще.
Сосед‑динамовец позеленел и заклацал зубами от страха.
– Да как же… да не может быть… да вы не думайте… это случайность…
Он судорожно зашарил руками по карманам и вдруг выудил откуда‑то десятку. Мою десятку.