За литературу отвечают только писатели и редакторы, отталкивал Владимир. Ну, еще иллюстраторы. На Парнас критиков он не пускал, считая их искусство занимательным, но не первостепенным, а скорее обслуживающим, чуть ли не паразитирующим.
А как же поэты? подыгрывала Таня.
Это неважно. Не забивай себе голову, Кроха. Захочешь творить у тебя есть я: можешь посоветоваться. Я могу порекомендовать тебе хорошие книги, которые разовьют твой вкус и
Спасибо, я как-нибудь сама, отнекивалась девочка. Ей хотелось пройти собственным тернистым путем в поисках духовных сокровищ, а не получать духовную пищу с ложечки.
Захочешь рисовать, лепить, эпатировать я сведу тебя с добрыми людьми, которые тебя поддержат, продолжал Широков. Иногда он явно преувеличивал свои возможности, как многие родители, слишком зацикленные на безопасности своих чад. Уверяю, что многие творцы продали бы собственный талант, чтобы оказаться на твоем месте, комичная уверенность Владимира не убеждала его подопечную.
Она не видела в нем лидера мнений, его не узнавали на улицах, даже их быт, их квартира не отличались от обстановки верхушки среднего класса. Власть Широкова казалась ей призрачной, словно он ожившая тень какого-то средневекового графа, который еще не в курсе, что его крепостным давно дали вольную.
После завтрака Таня и Владимир выкатили из кладовки велосипеды, на лифте спустились с ними на первый этаж, пронесли их через один лестничный пролет на улицу и отправились в Измайловский парк. Ехать было около тридцати минут по тротуарам. Девочка не любила кататься по городу: шум, прохожие, собаки на длинных поводках, светофоры и пешеходные переходы наполняли голову тревожной суетой.
Крапивина то и дело подозрительно озиралась и не подъезжала близко к дороге, ожидая зеленого света. Отовсюду мог вырулить неуправляемый водитель. Владимир держался увереннее, не мотал головой. Вот на противоположной стороне дороги возник фитнес-центр. Возле входа красовалась фотография мужчины и женщины в расцвете физической формы. Женщина сжимала гантель, демонстрируя разработанный бицепс, но при этом не скрывая главного глубокий вырез спортивной розовой майки с аппетитными фруктами. Эти двое спортсменов были словно первые люди. Но они бы не сорвали запретного плода в их глазах не читалось ни капли любопытства. У них уже все было. Две модели наслаждались обращенными на них взглядами и отвечали в ответ. Да, они знают, что прохожие смотрят на них это же подтверждал и слоган под фотографией. Следовало бы приписать: и помирают от зависти или желания в зависимости от интересов.
Таня невольно ссутулилась, модели с плаката взирали на нее, будто с презрением и насмешкой. На их фоне Крапивина чувствовала себя бесполой самкой в муравейнике. Девочка хотела возмутиться вслух, но сдержалась. Фитнес-центр остался позади. Если повезет, на обратном пути она уже забудет о нем и не заметит.
Но не дали Тане успокоиться, как впереди показался парфюмерный магазин уже со своей рекламой: юная девушка, одетая как принцесса бала, самозабвенно прижимала к губам яблоко. В наивном взгляде играл намек. Таня вздрогнула.
Какая пошлятина! не сдержалась она, поравнявшись с Широковым. Вот от чего, по мнению производителя, девушки должны получать удовольствие?!
Не сердись, мягко, с полным сознанием, о чем речь, отвечал Владимир, будто давно следил за настроением девочки. На каждый роток не накинешь платок. Ты не обязана походить на них.
Таня притихла, но только потому, что не хотела заводить об этом разговор на публике.
«Да, не обязана, парировала она про себя, в душе у нее клокотало. Но придется, ведь так? Ты либо замарашка, либо красотка с яблоком в зубах, словно поданный к столу поросенок. Последним достаются лучшие куски», когда Таня злилась, ей в голову лезли каламбуры.
Еще десять минут пытки и Измайловский парк. По бокам замелькали деревья, словно зеленый экран, на котором можно рисовать, творить, что хочешь. И воображение Крапивиной вытворяло разное. Образы с недавних рекламных плакатов преследовали девочку по пятам. Они прятались среди кустов и в кронах деревьев, словно нимфы и сатиры. Они были вопиюще распущенными. И притом самым подлым образом. Они были униженно распущенными. Их полу-животное состояние доставляло им главнейшее удовольствие.
Поведение этих существ особо пугало потому, что оно не было продиктовано необходимостью. Таня много прочла слезливых историй о девушках, вынужденных торговать собой из-за крайней нужды. Но эти опускались до такого состояния просто ради внимания, популярности.
Таня резко затормозила, чуть не наехав на зазевавшегося голубя.
Будь аккуратней! бросил ей Широков. Кажется, это относилось не только к птице. Он ее понимает, но молчит. Почему Владимир, как то положено судом, не утешит ее, не переубедит, указав на светлые стороны сегодняшнего дня. Но, напротив, он нем, у него нет ничего, кроме: не сердись! осторожней! не думай об этом!
Ты же мой опекун! внезапно выпалила девочка, чуть не врезавшись в переднее колесо Владимира от избытка чувств.
Да, но тебе уже есть четырнадцать. А значит, ты теперь не под опекой, а на попечительстве, урезонил Широков.
О, то есть ты теперь мой попечитель? сощурилась девочка. Она давала себе зарок не ссориться с ним, но сейчас была словно одержима.
Формально да. Но ты можешь и дальше звать меня опекуном, Владимир старательно поддерживал спокойно-добродушный тон. По его лицу или голосу трудно было определить, надоела ли ему чужая девочка. В принципе он мог в любую минуту отправить ее в свободное плавание. И тогда Таня уж точно потонет в своих болезненных фантазиях, распущенные нимфы обратятся в кровожадных вампиров. Я даже могу удочерить тебя, если хочешь, неожиданно прибавил Широков.
Таня чуть не выжала тормоз и не кувыркнулась вперед от удивления. Уж этого в подобную минуту она никак не ожидала. Неужели Владимир всю оставшуюся жизнь хочет выслушивать ее возмущения по поводу современной рекламы и ее разлагающего влияния на несозревшие умы? Таня ответила не сразу.
Раньше я не чувствовала подобного, но сейчас я ощущаю, будто мне на свете выделено слишком мало места некуда наступить, в голосе Крапивиной слышалась неуверенность, словно она просила о помощи, не надеясь, что ей действительно помогут. Тане тесно, она задыхается. Два велосипеда съехали на малолюдную дорогу. Крутить педали стало тяжелее, из-под колес ушел асфальт.
Переключайся на первую скорость, посоветовал ей Владимир. Его сдержанно-нравоучительный тон гуру придавал каждой его реплике неисчерпаемые смыслы.
Я специально оставляю третью, откликнулась девочка, упираясь в педали и работая всем корпусом. Чтобы ноги тренировать, в собственных словах Таня тоже почувствовала некий скрытый смысл, который она не вкладывала изначально.
Девочка смотрела по сторонам. Верхушки деревьев сотрясались в беспорядочной пляске. В вышине было ветрено. А вокруг велосипедистов, напротив, царила тишина. Легкие листья и пух не скользили по дороге. Таня вглядывалась в природу в поисках ответов. Она, несмотря на пережитые трудности, верила в мировую справедливость и в то, что всему на свете есть прямое объяснение.
Крапивина запуталась, но вот-вот вселенная подаст ей знак, укажет на спрятанную дверь в лабиринте. Но выход все никак не появлялся. Таня чувствовала себя разрываемой между двумя полюсами: с одной стороны благородные декабристки, с другой сочные рекламные чаровницы с гадючьими языками. Крапивина не хотела ответственности первых и унижения вторых. Разве не существует промежутка, где с тебя не просят быть воительницей, спасительницей или взрывной красоткой, глупой блондинкой а можно быть просто Таней Крапивиной.