Роксана Найденова
О чем задумалась, Катарина?
21 октября
«О чем задумалась, Катарина?» не вовремя оторвал ее от размышлений старый лавочник.
Девушка обернулась, но только лишь из вежливости, которой она вдоволь научилась и в далеком интернате, и в городском университете, и в кругу своих позабытых коллег, с каждым годом все более умных, но при этом все более обнищавших. По сравнению с этим сытым и довольным своими грошами стариком они казались Катарине жуткими скелетами, столь безобразно бедными, что им даже не хватало клочка земли на самом убогом кладбище, чтобы, наконец-то, угомониться вечным сном. «И как они умудряются просить так много и все равно оставаться с дыркой в кармане, а этот лавочник ничего не требовать, а жить припеваючи. Мои бывшие друзья всю молодость свою положили на благо развивающейся науки нашей страны, и теперь ходят в тридцать семидесятилетними стариками, сутулыми и бледными, а он что? Весь свой век просидел в этой конуре, мастерил глупые бесполезные и для самого последнего дурочка в Мексике куклы и готовил приторные сласти, а все жив-здоров, ходит такой румяный и свежий, как спелый помидор», Катарина мучила себя, как ей казалось, очень важным для всего общества вопросом. Но каждый раз ее ум, не ум, а даже разум (чудо, данное не всем на свете), упирался в глухой, непроницаемый тупик, как одна из четырех неуклюжих стен дома лавочника.
«Да вот замялась девушка, в своей голове она была куда более красноречива, чем в беседе с настоящими людьми, как год уже прошел с тех пор», глубоко и тяжело выдохнула она, словно устав после столь длинной речи. «Не грусти, миленькая, присел с ней рядом лавочник. Еще год минует и все канет, боль иссохнет, горькая память выцветет под лучами вечности бормотал он, словно кого-то цитируя. Хотя жаль бедненького! Как ему там приходится?» «Да не как не приходится! огрызнулась Катарина, словно спустила на ни в чем не повинного старика свору диких собак. Нет его. Нет». Она вновь отвернулась к распахнутому окну.
Без двенадцати дней год прошел с тех пор, как погиб ее муж, лучший друг и наставник. Удивительно, как повезло ей, что всех этих трех людей она встретила в одном единственном человеке. Габриэль, упомянутый выше погибший, был, разумеется, одной из надежд современной науки, на иного Катарина и не обратила бы внимание. Но, увы, как всякая надежда он растаял без следа, а точнее был убит в каком-то (их здесь предостаточно) темном переулке из-за ничтожных грошей. С потерей мужа Катарина добровольно отрешилась от суеты и (как думала) жизни, удалившись (как зря предполагала) в тихую обитель маленькую деревушку на окраине штата. Здесь она нашла скромный приют разукрашенный во всю палитру красок и увешенный множеством ленточек, гирлянд и куколок дом местного лавочника, первый этаж которого служил ему и мастерской, и прилавком. Катарина рассчитывала исстрадаться в своей снятой у старика комнате, занимавшей половину второго этажа, но куда тут! Вместо этого глупый лавочник откормил и отпоил ее так, что Катарина стала еще краше, чем при замужестве. «Эх! деловито-весело любил приговаривать по этому поводу старик. Вот досада, что муж тебя таким цветочком не застал!» И забыть о науке тоже не получилось девушка ушла в дела с головой, как никогда прежде. И работалось ей так удивительно приятно и легко на здоровом деревенском воздухе, что все, даже самые мудреные и затейливые вопросы легко укладывались в простые решения.
«Вот, завтра думаю опробовать свою идею в действии, присмирев и вновь задумавшись, снова обернулась к старику Катарина. Все уже готово осталось лишь дать отмашку. Вы не против, что мой опыт будет проводиться в вашем доме?» вдруг насторожено взглянула она на лавочника, вспомнив о том, что это его дом, а не ее лаборатория.
«Ну, что ты, что ты, замахал лавочник. Чем бы дитя ни тешилось»
22 октября
Гоня от себя сон пуще незваного гостя, Катарина всю ночь просидела за рабочим столом, перепроверяя точность всех своих вычислений в привычном для нее пламенном, даже угрожающем, восторге собственной гениальности. Да, старик был прав насчет нее она тешилась, но тешилась отнюдь не простыми вещами.
К восходу Катарина задремала. А вскоре ее разбудило множество голосов, своевольным оркестром шумящих под окнами и на первом этаже. Спросонья девушка взглянула на часы полдень. Ни есть, ни пить не хотелось. Все будто внутри нее пересохло. Катарина жила и питалась лишь своим жгучим предвкушением грядущего открытия. До вечера она не находила себе места от безделья.