Без конца называя ее по имени, я хотел впустить хоть немного
воз¬духу, нечто только ей принадлежащее в ее комнату, где после ее отъезда образовалась пустота и где мне теперь нечем было дышать. А кроме
того, человеку свойственно облегчать свое страдание, упоминая о нем между прочим, вставляя его в разговор о заказе нового костюма и в
рас¬поряжения насчет ужина.
Прибирая в комнате Альбертины, любопытная Франсу¬аза открыла ящик столика розового дерева, куда моя по¬дружка складывала на ночь разные вещички:
«Ох, сударь! Мадмуазель Альбертина забыла кольца – они так и оста¬лись в ящике». У меня чуть было не вырвалось: «Надо переслать». Но это можно
было истолковать так, что я не убежден, вернется ли Альбертина. «Вот что: ведь она скоро должна приехать – какой же смысл с этим возиться? –
помолчав, сказал я. – Дайте-ка их сюда». Франсуаза с недоверчивым видом отдала кольца. Она ненавидела Альбертину, но, судя по себе, думала, что,
к примеру, письмо, адресованное моей подружке, передавать мне нельзя, а то я его распечатаю. Я взял кольца. «Осторожней, не поте¬ряйте, –
сказана Франсуаза, – они такие красивые! Уж и не знаю, кто их подарил: господин какой или кто другой, но если господин, то, верно, богатый, и со
вкусом!» – «Это не я, – ответил я Франсуазе. – Кстати, одно кольцо по¬дарила ей тетушка, а другое она купила». – «Кольца не от одного человека!
– вскричала Франсуаза. – Да вы что, шутите? Ведь кольца-то совсем одинаковые, только на од¬ном рубин, а так и орел один и тот же на обоих, и те
же инициалы внутри…» Не знаю, понимала ли Франсуаза, что причиняет мне боль, но ее губы раздвинула улыбка, кото¬рую она так потом и не смахнула
в течение всего нашего разговора. «То есть как один и тот же орел? Вы с ума сошли! На кольце без рубина, правда, есть орел, а на другом
выгравировано нечто вроде мужской головы». – «Мужской головы? Где это она вам примерещилась? Я – в очках, и то вмиг разглядела, что это крыло
орла. Возь¬мите лупу – внутри увидите другое крыло, а посредине – голову и клюв. Каждое перышко можно различить. До чего же тонкая работа!»
Сейчас сильнее всего была во мне жаж¬да знать, солгала ли Альбертина, и я забыл, что мне нельзя ронять перед Франсуазой свое достоинство и что
мне не¬обходимо отказать ей в жестоком удовольствии, которое она получала, может быть, и не оттого, что мучила ме¬ня, – во всяком случае, она
была рада, что ей удалось насолить моей подружке. Пока Франсуаза ходила за лупой, у меня спирало дыхание. Взяв лупу, я попросил Франсуазу
показать мне орла на кольце с рубином. Ей ничего не стоило помочь мне рассмотреть крылья, такие же, как и на другом кольце, каждое перышко,
голову. Она обратила мое внимание на то, что надписи – одинаковые. Правда, на кольце с рубином были и еще надписи, но внутри обо¬их – инициалы
Альбертины. «И как это вы, сударь, сразу не заметили, что кольца – одинаковые! – сказала Фран¬суаза. – Их не надо рассматривать вблизи – сразу
чув¬ствуется, что их делала одна рука, один ювелир, по одному и тому же рисунку. Это можно мигом определить – как хорошую кухню». У Франсуазы к
любопытству служанки, пылавшей ненавистью и привыкшей с ужасающей точно¬стью запоминать все подробности, сейчас, при этом рассле¬довании, пришел
на помощь ее врожденный вкус, который проявлялся у нее в кухне и который, быть может, сказы¬вался, – что я заметил при отъезде в Бальбек, – в ее
манере одеваться, оживляя в ней кокетство женщины, в молодости – хорошенькой и обращавшей внимание на драгоценности и туалеты.