Нет, конечно, нет откуда? Зачем он мне? Его тут многие знали, он жил у них, потом квартиру где-то неподалеку снял, пытаясь «заболтать» свой страх и ужас, бормотала себе под нос соседка.
Как позже выяснилось, соседку звали Ласкина Лариса Елисеевна.
Поддерживаемая под руки оперативником, она, наклонившись, опознала генерала и тут же выбежала во двор судя по звукам, ее там же, у входа в баню, стошнило.
Приблизившись к трупу, Варвара Сергеевна первым делом поглядела на тяжелый золотой крест на почти безволосой немолодой груди.
Тот глаз генерала, что меньше был изуродован кровоподтеками, застыл, будто издеваясь, немым вопросом: «Ну что, майор, не ожидала?!»
Такого не ожидала.
Такого если и ожидали, то в лихие, давно канувшие в Лету жестокие девяностые не просто убийство, а убийство с предварительным жестоким истязанием.
Выходит, вчерашнее скверное предчувствие не обмануло
Огнестрел с гемопневмотораксом, отойдя от трупа, машинально сказала она вслух. Стреляли с расстояния полтора-два метра. Вероятно, пытали, раз так отделали.
Вы врач? без особого интереса уточнил продолжавший осматривать труп грушевидный.
Майор МВД. На пенсии.
А что же молчали-то, коллега?
«Старая девушка» подошла и протянула ей свою тонкую, сухую, украшенную скромным обручальным кольцом руку.
* * *
Я видела покойного один раз. Это было вчера. Он представился мне генералом МВД в отставке Поляковым. Его душевное состояние показалось мне странным. Он был бос, вышел из леса. Мы поговорили недолго, и я пошла э с сыном хорошей знакомой, который временно проживает со мной, к себе в дом, стараясь сэкономить свое и чужое время, пояснила Варвара Сергеевна, прежде чем сотрудники приступили к бумажной волоките.
Нет, он не был пьян.
Нет, он не был агрессивен.
Нет, он не просил о помощи. Ответив на этот вопрос, она невольно слукавила на что-то же генерал вчера ей намекал!
Но следствие, как она прекрасно знала, пространные намеки и фразы «мне показалось» (по крайней мере на этом этапе) не интересовали.
Как только она и Ласкина подписали необходимые бумаги, сотрудники Следственного комитета их отпустили.
«Старая девушка», сдержанно улыбнувшись, поблагодарила за помощь. Грушевидный и кудрявый, то и дело отвечая на звонки, продолжали осматривать в рамках следственных действий труп и помещение, а капитанша продолжала писать.
До дома Ласкиной шли молча.
Переступив порог, соседка, сразу перейдя на «ты», дрожащим от переполнявших ее чувств голосом, предложила:
Давай по пятьдесят? Коньяк есть приличный. Меня Лариса зовут.
Варвара. От коньяка не откажусь. Если не слишком хлопотно, лучше с кофе.
Перед тем как пройти на кухню, заглянули в комнату к детям.
Жора сидел на полу и был занят рисованием.
Наташа, вовлеченная в процесс, смотрела на мальчика с высоты своего кресла и, сдержанно улыбаясь, давала советы.
Уходить Жора не спешил.
Взяв чашки с кофе и коньяком, новоиспеченные приятельницы поневоле вышли во двор.
Папиросы остались в доме, и Самоварова попросила Ларису стрельнуть для нее у дочери сигарету.
Расположились на лавочке в палисаднике.
Жесть какая! Просто пиздец отхлебнув из чашки, с интонацией Наташи выпалила соседка.
Ее все еще ошалевший иступленный взгляд бесцельно блуждал по цветущему саду.
Ну, у тебя, подруга, и выдержка покосилась она на Самоварову.
Варвара Сергеевна поняла, что Лариса, пребывая в состоянии шока, прослушала часть ее разговора со следственной группой.
Я в прошлом следователь. Еще и не такое приходилось видеть, добавила она сомнительный для нынешнего состояния соседки аргумент.
Жуть И что, часто подобное видела? И как после этого спала?! Боюсь, не усну сегодня.
Сначала молодая была. У молодых психика быстро адаптируется. А потом потом просто привыкаешь.
Не говори Наташе, что его прямо вот так Я скажу ей, что он просто умер Например, от сердечного приступа, как его жена Марта Наташа у меня девочка крайне впечатлительная.
Она не девочка, а взрослая женщина.
Выпалив это не думая, Самоварова тут же вспомнила про Аньку и, будто дело касалось кого-то другого, отметила, что, по сути, ее отношения с дочерью мало чем отличаются от подавляюще-опекающих отношений Ларисы и Наташи.
Чувство вины часто присуще родителю любого, хоть больного, хоть здорового ребенка. Дети незаметно вырастают, а чувство это, разрушительное для обеих сторон, остается и заставляет тащить на себе лишнюю ношу, тем самым лишая и родителя, и взрослого ребенка возможности здоровой коммуникации.
Ох, если бы она когда-то сумела проявить волю и очертить границы, если бы сумела привить дочери безусловное уважение к себе и своей другой той, где она не «наседка», но личность, жизни, сейчас в лице дочери у нее был бы надежный друг и ей не приходилось бы мучиться неясной виной за свое пусть и спорное, но, по совести, разумное решение помочь чужому ребенку
С другой стороны, эти же самые «здоровые границы», возможно, ограничили бы родительскую любовь пусть жертвенную, но чистую и безусловную, такую, какую можно испытывать только к собственному чаду.
Расскажи мне про Поляковых.
Сигарета была совсем невкусной, будто с привкусом формалина.
Марта умерла в начале мая И сразу стало тихо. Так тихо, что даже страшно.
Отставив чашку, еще не пришедшая в себя от пережитого Лариса начала слегка раскачиваться вперед-назад.
«Под небом голубым, есть город золотой» глядя в одну точку перед собой, пропела она. Знаешь, они, наверное, любили друг друга. Мне-то не понять, у меня мужиков лет двадцать не было. Я давно живу ради Наташи.
Завидовала им? без экивоков спросила Варвара Сергеевна.
Нет, что ты! перестав раскачиваться, помотала головой Лариса. Завидовать там было нечему, зачастила она. Они, я так думаю, спивались. Мучили друг друга. Кроме Марты, уверена, никто бы не смог жить с Поляковым. При встрече с ним мне всегда казалось, что он болен не телом, а какой-то душевной, особой болезнью Ее голос зазвучал горячо. У него был такой взгляд, словно сквозь пелену. Так смотрела моя Наташа, когда мы приходили на очередной осмотр к врачам. Взгляд, который пытается пройти через что-то, через какую-то дополнительную защитную заслонку внутри, но не может Будто человек давно уже не здесь, но выживает кому-то или чему-то назло. Понимаешь разницу? Не ради кого-то, а кому-то назло. Так и моя Наташа живет назло своей болезни и ненавидит меня за то, что только такую жизнь я смогла ей дать Хамит мне, да Ты и сама все видела.
Перестань! Варвара Сергеевна мягко прикоснулась к руке Ларисы. Наташа тебя любит. Вы обе просто устали. Не мое, конечно, дело, но разреши ей больше свободы, в обычном деле, в любых мелочах. Ее агрессия всего лишь защитная реакция на твою гиперопеку.
Возможно, вновь начала раскачиваться Лариса, но как по-другому-то, Варвара, как?! Замуж ее никто не возьмет, хоть она и сидит целыми днями в инете и с разными переписывается. Картины вожу на продажу я, за лекарствами рецептурными я, за сигаретами тоже. Ни то ни другое на дом не привозят. Готовлю я, убираю тоже я Я нужна ей всегда! Как по-другому?!
Не знаю честно ответила Самоварова.
У нее и самой аргументов опекать свою взрослую дочь по-прежнему имелся целый мешок. И тащить тяжело, и выбросить невозможно.
Решив сменить тему, она, вернувшись к главному, спросила:
Ты часто видела Поляковых пьяными?
Генерала не видела. Но он такой всегда был странный, как будто запойный. Не знаю, как было раньше и как он вообще, вот такой, мог дослужиться до большого чина. Они приехали сюда из другого города, когда он уже вышел на пенсию. Поговаривают, дочь у них богатая, вроде она и участок купила, и дом им новый построила. А Марта до самой смерти работала, она была врачом-анестезиологом. Я часто слышала, проходя мимо, как она кричит, ругаясь с мужем, или поет, или смеется. Но здесь она держалась особняком, ни с кем из соседей не общалась. Зато у них часто собирались большие компании. Наташа моя любила посидеть в такие вечера на воздухе, послушать обрывки их песен и хохота. Она натура творческая, ее так и манит к дверкам в чужую жизнь. Своя-то, сама видишь, какая