Здесь проживаете?
Да, чуя недоброе как же хорошо ей был знаком этот до крайности напряженный и вместе с тем беспристрастный, словно замороженный взгляд, подтвердила Самоварова. В этом поселке.
Понятыми будете? Документы при себе?
Могу, не раздумывая, кивнула Варвара Сергеевна и, опомнившись, добавила: Но только вот я с ребенком.
А вы? полицейский перевел взгляд на соседку.
Я?! испугалась та. У меня суп на плите варится! У меня инвалид один в доме.
Хорошо, быстро соображая, перебил соседку полицейский. Раз вы готовы, оставьте мальчика на время своей подруге, приказал он. И оставайтесь здесь. Найду второго сразу пройдем на место происшествия.
Происшествия?! Я я тоже готова! моментально засуетилась женщина.
Что поделать, уж так устроены люди, что любопытство в них зачастую перевешивает все остальное.
Давайте отведем вашего мальчика ко мне, я как раз суп выключу, возьму паспорт, и вместе вернемся! подойдя вплотную к Самоваровой, заверещала, дыша на нее зубной пастой, соседка, а затем, обращаясь уже к полицейскому, пояснила: Я буквально в соседнем доме живу, то есть через дом, нам всего пять минут, я только суп выключу, возьму паспорт и дочь предупрежу.
Вы уверены? Полицейский поглядел на женщину с недоверием. Дело-то добровольное, к тому же такое сглотнул он и, достав из кармана круглую баночку, бросил в рот черный комочек «снюса».
Жора пойти к соседке согласился, вероятно, новое слово «колясочница» вызвало у него интерес.
Соседка с дочерью жила в небольшом деревянном домике, перед которым раскинулся маленький ухоженный палисадник.
«Колясочница» серьезно удивила.
Если бы соседка заранее не сказала, что у нее взрослая дочь, сидящее в инвалидном кресле худосочное создание в белой майке и коротких спортивных трусах можно было бы принять за фриковатого пацана выкрашенные в марганцовочный цвет пакли волос нависали надо лбом, затылок до половины головы был выбрит, а из ушей торчали гроздья металлических сережек.
В комнате, заставленной недорогой, но новой мебелью, было светло и накурено.
У окна красовался мольберт с незаконченной небольшой картиной, выполненной масляными красками: сирень в керамической вазе.
Подобными работами всегда до отказа завалены уличные вернисажи и недорогие, берущие картины на реализацию галереи.
На подоконнике стоял оригинал только сирень в вазе была давно увядшей. Из переливавшейся разноцветными всполохами колонки-бочонка, примостившегося на полу под окном, негромко растекалась по комнате какая-то тревожная, но красивая в своем музыкальном рисунке песня на английском.
Ты че, охуела? окинув встревоженным и одновременно растерянным взглядом вошедших, накинулась сидевшая в коляске на мать. Это че тут за демонстрация?
Наташа, смутилась, но больше как будто для вида мать. С нами ребенок, выбирай, пожалуйста, выражения.
Так ты бы предупреждала, что с делегацией! Мобильный, блять, тебе для чего? Сказала, забежишь к Валентине на пару минут! Она резко скрипнула коляской и, ловко управляясь с ручкой, докатилась до разобранной кровати. Потянувшись вперед, стащила с нее оранжевый плед.
Варвара Сергеевна невольно перевела взгляд на голые ноги Наташи они были неимоверно худы, высушены и напоминали дикие фотографии жертв концлагерей. Девушка, ни на кого не глядя, сердито прикрыла ноги одеялом. Вернувшись к распахнутому окну, взяла в руки пачку сигарет.
Извините, опомнилась Варвара Сергеевна, нам нужна ваша помощь. Меня и вашу маму пригласили в понятые. У соседей что-то случилось. Не могли бы вы приглядеть за моим э маленьким родственником? Я думаю, за час мы управимся.
Это что у них час-то делать? заверещала соседка. Мне Наташу обедом кормить надо.
Да прекрати ты меня унижать! снова вспыхнула девушка. Кто еще тут кого кормит, неизвестно
Ее горящий взгляд поблуждал по комнате и остановился на незаконченной картине. Поглядев исподлобья на Жору, она положила пачку обратно на подоконник.
Мальчик смотрел на нее с нескрываемым любопытством.
Ты художник? громко спросил он.
Сегодня да, уклончиво, но уже без прежней агрессии ответила Наташа.
Я тоже с мамой рисую. То есть рисую для мамы.
Мы все с этого начинаем, усмехнулась девушка. Сначала все делаем для мамы, а потом уже не знаем, как так вышло, что нам уже практически невозможно что-то сделать для себя.
Жора в силу возраста не придал никакого значения этим ядовитым словам и уже по-хозяйски осматривался в комнате.
Дашь бумагу и карандаш, я нарисую для тебя!
Ты парень не промах, вяло улыбнулась Наташа. Сам возьми, вон там! Она указала пальцем на заваленный бумагами, карандашами, кистями и банками столик у стены и, посмотрев на мать, уже успевшую подскочить к столику в поисках необходимого, добавила: Ну че ты суетишься? Иди куда собиралась, разберемся без тебя.
* * *
Зрелище, открывшееся взору вошедших в банный домик, было не для слабонервных.
Даже Варваре Сергеевне, навидавшейся за годы службы в органах всякого, стало не по себе. Большая часть жестоких убийств пришлась на лихие девяностые искалеченные до неузнаваемости трупы после пыток, жесткие расстрелы конкурентов, взрывы; в последние, относительно спокойные годы службы с «мокрухой» приходилось встречаться существенно реже.
Генерал Поляков лежал на полу, ногами к входной двери.
Лицо его было в крови, один глаз заплыл верхнее левое веко разбухло, нос сломан.
Поляков был в парадном кителе, надетом на голый торс, и в тех же самых, в которых его видела накануне Самоварова, белых льняных штанах.
На белом кителе вокруг запекшейся коричнево-красной дырки в области сердца растеклось кровавое пятно.
«Огнестрел поняла Варвара Сергеевна. А до того серия ударов тяжелым предметом по лицу».
По комнате расхаживала, как ее сразу окрестила про себя Варвара Сергеевна, «старая девушка» в бахилах и униформе следователь и диктовала другой сотруднице полиции, помоложе, в чине капитана, сидевшей на одной из широких деревянных табуреток:
Комната, три метра на десять. Потолок, девушка поглядела вверх, обшит вагонкой, в комнате два окна без видимых повреждений и следов взлома.
Какой тут взлом? Он сам открыл дверь, предположила Самоварова и поглядела на четвертого полицейского высокого кудрявого парня, стоявшего к ним спиной у одного из окон. У его ног лежал раскрытый чемоданчик, и он сосредоточенно пытался с помощью специального порошка, бумаги и кисточки отыскать на подоконнике отпечатки пальцев.
Вы кто? Из города так быстро приехали? встретившись взглядом с приведшим их в дом полицейским, то ли с облегчением, то ли с упреком спросила девушка.
Нет, это понятые. Местные дачницы, ответил тот.
Самоварова ощущала, как за самой ее спиной тяжело, на грани истерики, дышит соседка.
Вы что, видели, как покойный открыл кому-то дверь? продолжая расхаживать по комнате, строго спросила девушка.
Нет, не видела. Дайте и нам бахилы, обратилась Самоварова к грушевидному.
Пока соседка, едва удерживая равновесие, облокотившись о стену при входе, напяливала на шлепки бахилы, Варвара Сергеевна наметанным взглядом продолжала осматривать помещение.
Руками ничего не трогать. Подойдите и посмотрите, знаком ли вам этот человек, сказала следователь.
Есть родственники? прежде чем подойти к трупу, спросила Самоварова.
Дочь. Не берет трубку.
Помощники?
Пока не выяснили, окинув ее оценивающим взглядом, сквозь зубы ответила следователь. Только вопросы здесь задаю я.
Старый Ваник сдавленным голосом сказала соседка. Он служил у них долгие годы.
Есть его номер? оживилась девушка-капитан, продолжая что-то писать в планшете.