А потом стали убивать офицеров За три недели ноября от рук разагитированных большевиками солдат погибла треть офицерского состава полка. В руках восставшей солдатской массы, ведомой выбранными на митингах из солдатской же среды командирами, оказались всё вооружение и боеприпасы, медикаменты и продукты.
Конечно, с этой бурлящей, орущей, одетой в серые шинели толпой, бывшей прежде воинской частью, было всё не так просто. Далеко не все солдаты приняли большевистскую агитацию и нацепили красные ленточки. Часть таких, не дожидаясь развязки событий, дезертировала. Часть, сохранив верность присяге, осталась с отошедшими в ближайшее село офицерами. Многие солдаты, боясь мгновенной расправы, затаилась, стараясь не выделяться среди фрондирующих однополчан.
Но и не все офицеры были изгнаны или убиты! Поручик Тихонов и прапорщик Загорейко даже вошли в солдатский комитет, избранный на митинге! Фактически, они вместе с избранным же командиром полка унтер-офицером Коровиным и чёрным, невысоким, повадками похожим на торгаша, но никак не на военного, как, впрочем, оно и было, комиссаром полка ЯковымПановским, командовали солдатами.
Тогда-то Грицевич и столкнулся лично с большевистскими «свободой, справедливостью, равенством и братством». Сергей был в составе переговорной комиссии, созданной из офицеров и вольноопределяющихся. Комиссию решено было создать после того, как солдаты полка захватили вокзал и устроили казарму в его зале. Это произошло, когда был пущен слух, что офицеры вывозят на поездах ценности, боеприпасы, продукты. Переговорщики пришли на вокзальную площадь, где на очередной митинг собрались солдаты. Их встретили улюлюканьем, свистом, гоготом. Вчерашние их подчинённые, вчера ещё храбрые и верные присяге воины, выглядели разбойничьей шайкой, наряженной в солдатскую форму. На папахах и шинелях рдели нашитые красные ленты и банты, повсюду трепетали алые флажки и флаги.
Никаких переговоров не было. Как только группа офицеров приблизилась к толпе, от неё отделились новоиспечённые командиры и комиссар. Не дав пришедшим сказать и слова, Пановский забрался на платформу и закричал:
Россия переживает трагическое, но вместе с тем и великое время! Время освобождения и возрождения! Народ устал от деспотизма царствующего дома, от вековых несправедливости и рабства! Царизм, монархия изжили себя! Развязанная реакционным, антинародным строем война стала отправной точкой, за которой конец народного терпения и начало народного гнева! А потому мы, большевики, выразители народных чаяний о светлом царстве всеобщего счастья, имеем право и приказываем
Полковник Луховницкий, который в эти дни исполнял обязанности командира полка, прервал говоруна:
Простите, милейший! Хватит слов! Мы пришли не к вам, а к нашим боевым товарищам, к нашим солдатам! Он отвернулся от растерянно замолчавшегоПановского к толпе солдат. Друзья мои! Быть может, хватит слов? Хватит игр в революцию. Это очень опасные игрушки, особенно в это время. Идёт война. Враг стоит у стен наших домов. Бог и православная Русь призвали нас, чтобы защитить нашу веру и родную землю от злобного врага. Так останемся же верными долгу и присяге! Останемся же верными солдатами России! Но даже не долг перед Отечеством, не присяга, хотя это основы нашего бытия, но хотя бы чувство самосохранения должны же побудить вас взять в руки винтовки и прогнать врага из пределов земли нашей! Потом, когда минет опасность войны, в мирной и упокоенной стране мы будем решать, как жить нам дальше
Прекратите демагогию! завизжал с платформы Пановский. Вы, дворянчик!.. Народ не слышит больше ваших словоблудий! Народ устал от войны, крови, смертей! Народу нужны свобода и мир! Свободный, радостный труд! Народу не нужна ваша патриотическая блевотина!
Солдаты! Не слушайте этих выродков! перебил его Луховницкий. Они уговаривают вас предать и продать родину, истекающую кровью в этой страшной войне! Им не привыкать быть иудами! Тридцать сребреников вот их цена! Сколько вам заплатили немцы за это предательство, г-гр-ражданин агитатор?!
Заткнись, полковник! крикнул Коровин.
Почему же? обернулся к нему Луховницкий. Господин унтер-офицер, солдаты слушали этого большевика, почему им не послушать меня, своего боевого командира? Солдаты, в последние дни вами совершено немало страшных преступлений. Убиты офицеры ваши командиры и боевые друзья! Убиты вами же! Но их кровь вы можете смыть собственной кровью в сражении с врагом! И придёт прощение! Поверьте мне! Не слушайте этих немецких шпионов большевиков!
Заткнись, сволочь! заорал Коровин, шагнув к полковнику.
Оставь его, Коровин! крикнул кто-то из солдат. Пусть господин полковник говорит.
Ах, господин?! взбешённый Коровин выхватил из кармана шинели револьвер и повернулся к солдатам. Врёшь! Кончились господа!
Вновь развернувшись к полковнику, он поднял руку с револьвером и несколько раз выстрелил в голову Луховницкому. Тот, зажав лицо ладонями, несколько мгновений стоял, затем упал на колени и, завалившись на левый бок, замер.
Из солдатской толпы загрохотали винтовочные выстрелы. Из девяти парламентёров на месте были убиты пятеро. Вольноопределяющийся, девятнадцатилетний Владимир Крепп, раненый в шею и живот, полз, обливаясь кровью в сторону пакгауза и быстро, громко повторял: «Господи! Господи! Мамочка! Как больно». Один из солдат подбежал к нему и с размаху ударил прикладом трёхлинейки по голове. Крепп замолчал, ткнувшись разбитой головой в брусчатку. Солдат ударом ноги перевернул его на спину и воткнул штык в грудь.
Одним щенком меньше будет! заорал он, победно оглядываясь на однополчан. А чо? Всё равно сдох бы
Вы правильно поступили, товарищ! подал голос Пановский с платформы. Только так без компромиссов, без соплей! Революции в белых перчатках не делаются!
Ещё одного тяжелораненого штабс-капитана Воловикова добил пулей из револьвера Коровин. А Сергея и военного доктора Штольцмана, раненых в руки и ноги, комиссар не позволил убить.
Лёгкой смерти желаете сим господам?! кричал он яростно, безумно глядя на толпу. Пожалели золотопогонников?