Хватит, попили моей крови, эксплотаторы!
А сегодня она всё же вернулась требовать неуплаченное жалованье за неделю. Видать, средства закончились. Пришла не одна, а с симпатичным лопоухим пареньком с рассеянно-мечтательными глуповатыми синими глазами, в старом поношенном пальто.
Мама пригласила их на чай.
Чаво там церемониться, давайте ужо расчёт, да мы пойдём
Но, видимо по привычке, порог переступила и расселась на кухне. Её кавалер снял шапку и тоже, не снимая пальто, в обуви, бухнулся на стул.
Чем же ты живёшь, Анфисонька? Нашла работу-то? Ласково спросила мама, наливая заварку в чашки.
В комитете я работаю, флаги и транспаранты шью, важно заявила Анфиса.
Хорошее жалованье-то?
А я не за деньги! За идею работаю!
За какую-такую идею?
За свободу и этотсоцализм!
И в чём же идея ваша, расскажи-ка, будь ласкова?
А очень просто: эксплотаторов вон, классовых врагов вон, тогда всё перейдёт в наши, рабочие руки. И фабрики, и заводы, и дома. Всё будет общее, сами себе жалование назначать станем. Заживём!
Понятно. А я значит, по-твоему, эксплуататор?
Анфиса не ответила, кушая бубличек и напряженно работая зубами. За неё ответил её кавалер:
Вы, Марья Ивановна, как вас там? не извольте беспокоиться. Вы, это так, мелкая буржуазия. До вас потом очередь дойдёт. Сначала мы с Парамоновыми, Асмоловыми, Кошкиными9 разберёмся. Пусть с народом поделятся. Попов, паразитов, пощиплем, эвон сколько золота у них! Генералов царских, офицерьё разное. Да много кого! Враждебные классы, иным словом.
И куда же вы их денете?
Как куда? удивился парень. Пущай нам теперь прислуживают. А кто нам служить не будет тех к стенке. Бах! Так нам товарищ Сырцов10 сказали.
Петя стоял в проёме двери в кухню, слушал и смотрел. Страшные слова, слетавшие с уст Анфисыного кавалера, совершенно не вязались с его простым, открытым и добрым лицом. «Как будто чужими словами поёт, не от себя» подумал Петя. «Но ведь скажут и будет убивать, не задумываясь» и вспомнил о припрятанном револьвере.
Мама отсчитала причитающееся Анфисе жалованье. Анфиса с недовольным видом взяла деньги, шепнула что-то на ухо кавалеру. Тот оглядел Петю, наткнулся на его решительный ледяной взгляд, покачал отрицательно головой, попятился Парочка вышла на двор и, скрипя обувью, скрылась под аркой.
Ну мама, ты слышала? Каковы?
Слышала, сынок. У них головы, что вёдра пустые. Что налили то и держится.
Да, но представь, мама, если они победят. И те, кто им это наливает. Кто-то должен их остановить.
Декабрь 1917 г.
1.
Второго декабря все собрались в доме у Вериных. Гостями были Петя и ещё трое студентов Коммерческого училища, друзей Георгия, завербованных им в «боевую организацию», имевшую на вооружении два нагана, два штыка и охотничий нож. В предшествующие дни с окраин Нахичевани непрерывно доносилась стрельба, части Каледина и Алексеева штурмовали город. Петя, пришедший к ним ранним утром, принёс радостный слух: «матросы уходят». Он лично видел, как целый отряд поспешно спускался по Таганрогскому к набережной, где были пришвартованы их «канонерки».
В большом возбуждении прошёл обед. Выдвигались самые решительные идеи помочь наступлению, «ударить в тыл» большевикам, которые умело остужали папа и мама Георгия.
Без вас справятся решительно говорила Елена Семёновна, мне на базаре сказали, что у Каледина целая армия собралась из офицеров и казаков, что там ваши матросы, разве устоят?
Почему наши, мама, обиделся Георгий. А мы могли бы парочку в плен захватить.
Пусть уходят, откуда пришли, вставил реплику папа, Павел Александрович. В клубе сказали, что у Корнилова есть даже броневики. Сила!
Петя обратил внимание, что выстрелов давно не было слышно и предложил выдвинуться на разведку на Соборную улицу11. Мальчишки согласились. Ксения, за всё время беседы не сводившая глаз с Петра и тем самым немало его смущавшая, и родители остались дома.
На улице было холодно и ветрено. Позёмка гнала по мостовой редкий снег, сквозь серые тучи едва пробивалось солнце, быстро клонившееся к закату. На Соборной им встретились такие же как они любопытные мальчишки и несколько взрослых. Все смотрели в сторону Соборной площади. Однако кроме привычных трамваев и извозчиков никакого движения не было.
Рядом с ними извозчик высадил даму, возвращавшуюся с базара с покупками. Ребята тут же атаковали извозчика расспросами:
Ну что там? У собора?
Казаки. Не меньше сотни. И пехота какая-то топает.
Много?
Не знаю. Сами всё увидите. Они сюда идут.
А большевики?
А шут их знает. Говорят, уплыли насовсем.
Петя торжествующе повернулся к остальным. «Вот, я же говорил!» Горело радостью его лицо. Все замерли в напряженном ожидании.
И вот в конце улицы появились конные. Они быстро приближались, уже можно было разглядеть привычную и родную казачью форму. Рысью промчавшись мимо ребят, чуть больше сотни казаков направились к Ростово-Нахичеванской меже12. За ними маршировала пехота, замелькали молодые безусые лица. Казачьих юнкеров немного разбавила крохотная дружина бородатых стариков-казаков из Александровской станицы, шагавших уверенно и важно. Затем снова пошла молодёжь.
Юнкера, шепнул Георгий на ухо Пете. Питерские.
Откуда знаешь?
Выправка. Смотри, как идут! Не то, что наши, вразвалочку.
Мимо шагавшей пехоты стремительно пронёсся автомобиль.
«Каледин, Каледин» зашептались вокруг.
Атаману Каледину ура! что есть мочи крикнул Петя. Несколько робких голосов подхватили. Нестройное «ура» прокатилось и быстро смолкло.
Колонна прошла. В ней было не более полутысячи штыков. Ни одного орудия. Встречать освободителей вышли немногочисленные любопытные дети и подростки. Взрослые остались дома, греться и пить горячий чай с плюшками. Можно сказать, что Нахичевань не заметила смены власти.
Говорят, с других направлений больше зашло, немного растерянно и неуверенно протянул Георгий. Сейчас в Ростове, наверное, их встречают.
Ага, розами! насмешливо отозвался Миша, студент, друг Георгия. С таким войском навоюем.
Петя думал о другом. Он видел в колонне немало молодых ребят, ненамного старше его. Значит и ему можно. Ну и что, что мало? Пока мало? А как начнёт народ записываться, так и много станет. А если ждать, что кто-то за тебя навоюет, а самому чаи распивать
Вскоре, попрощавшись с ребятами, замёрзший Петя побрёл домой, в Ростов, подгоняемый восточным ветром в спину. Он надеялся увидеть ещё войска на Садовой, но застал лишь немногих конных, патрулировавших улицу. Каледин, по слухам, был на вокзале, говорил речь, а после все разошлись по казармам. Садовую вновь заняли прогуливающиеся парочки, призывно горели электрические люстры в ресторанах. Сквозь стёкла была видна нарядная публика, даже офицеры. «Эти тоже ничего не заметили» подумал Петя и побрёл домой.
Дома было всё то же: стрёкот машинки, унылый бой настенных часов, старые занавески на окнах, из которых был виден захламленный двор, кислая мина мамы
Опять по друзьям шатался? Ты знаешь, что в Нахичевани стреляли?
Врут всё. Ничего не стреляли. Я там был. Мама, я Каледина видел!
КалединаВот и хорошо. Со следующей недели возобновляются занятия в гимназии. Хватит болтаться, тебя ждёт класс.
Мама, я сын офицера. Я в армию хочу. Добровольцем.
Чего удумал? «Добровольцем». Победили уже всех. Большевики ушли.
Большевики везде, мама. В Петрограде, в Москве. Я сегодня юнкеров видел, питерских или московских. Георгий опознал их по выправке. Они, мам, сюда бежали, с большевиками биться.
А там отчего не бились?
И там бились, мама. Только мало их было. Им помощь нужна. Добровольцы
Вот заладил: «Добровольцы, добровольцы». О матери подумай. О будущем.