Да как же нет? Тереблю болтающийся на груди самодельный бейджик с собственным именем. Мне врачи со «Скорой» сказали, что отвезут Илью в областную, а раз в общагу он так и не вернулся, значит, все еще у вас. Пожалуйста, посмотрите получше: Соколов Илья Семенович, восемнадцать лет.
Нет у меня такого в списках! Чувствую, нервы женщины на пределе, но и мне отступать не комильфо: желание поскорее отделаться от возложенной на меня миссии по поиску Соколова вынуждает быть настойчивой.
Высокий, симпатичный, белокурый, пытаюсь описать парня, но понимаю: все не то. А потом вспоминаю про личное дело Ильи, которое уже второй день таскаю в рюкзаке. Подождите, сейчас фотографию достану.
Девушка, вы издеваетесь?! В голосе женщины проскальзывают визгливые нотки. По-вашему, я каждого больного должна в лицо знать?!
Да такого раз увидишь не забудешь, бубню себе под нос и достаю небольшой фотоснимок, сделанный Соколовым для студенческого билета.
Все, девушка! Не задерживайте нормальных посетителей! отмахивается женщина и недовольно качает головой.
Погоди, Ален! спешит на подмогу моей взволнованной собеседнице молоденькая санитарка. Стащив с хрупких ладоней огромные резиновые перчатки, она подходит ближе и по-свойски присоединяется к разговору. А как же тот красавчик безымянный, которому память отшибло? Выписали уже? Может, девушка его ищет?
Когда, вы сказали, он должен был поступить? сияет линзами медсестра и, словно вспомнив о чем-то, с важным видом тянется к журналу на краю стола.
Утром, двадцать пятого, с готовностью сообщаю я и все же протягиваю фотографию Соколова. Вот, взгляните!
Он? подозрительно кривится та и вопросительно смотрит на санитарку.
Похож, вроде неуверенно соглашается девчонка. Фото, правда, какое-то неудачное либо сделано сто лет назад.
А может, молодой человек просто не фотогеничен, как мой первый муж, развалившись на деревянном стуле, начинает рассуждать та, что старше. Того тоже как перед камерой ни ставь, все одно: не фото, а разочарование. Впрочем, он и сам был сплошное недоразумение.
Не важно! бесцеремонно прерываю я чужие воспоминания. Можно мне к Соколову?
К этому только через главврача, пожимает плечами медсестра и продолжает пересказывать истории из своей бурной молодости.
Тогда зовите врача! Я должна поговорить с Ильей, требую отчаянно и, схватив в руки бейджик, машу им для важности. У меня задание от университета!
* * *
Так, милочка, рассказывайте, степенно кивает доктор Шестаков и смачно отхлебывает из здоровенной чашки чай. Только шустренько, а то у меня еще обход.
Поудобнее устраиваюсь на стуле через стол от врача и, набрав в легкие побольше кислорода, приступаю к докладу, вкратце, но не упуская ни малейшей детали, повествуя о событиях двухнедельной давности.
Так-так! Интересненько! Устав сидеть на одном месте, Шестаков поднимается и, подбоченившись, начинает важно вышагивать по своему скромному кабинету.
Вот, в принципе, и все! ставлю точку и напоследок протягиваю доктору дело Соколова с той самой миниатюрной фотографией.
Странноватенько, чешет подбородок Шестаков, внимательно изучая биографию парня. Я бы даже сказал, неожиданно!
Что-то не так?
Так-то оно все так, но я был уверен, что наш потеряшка чуток постарше, да и по манере общения не похож он на деревенского парня ценителя русского и могучего.
Внешность обманчива, пожимаю плечами, не зная, что еще сказать.
Возможно, вы правы. Доктор задумчиво разглядывает фотографию парня, а потом резко сует ее обратно в папку и широко улыбается. Что ж, милочка, пройдемте к пациенту Соколову. Посмотрим, как наш голубчик отреагирует на информацию о себе. Может, что-то и вспомнит.
В полной боевой готовности вскакиваю со стула и несусь к выходу, но Шестаков нагоняет меня басовитым рыком в спину:
Куда собралась, егоза?! Без халата не положено! Он снимает с крючка первый попавшийся халат и накидывает мне на плечи. Не забудь обратно занести.
Разумеется. Достаю зажатые халатом волосы и поправляю бейджик.
А это у тебя что? Шестаков щелкает пальцами перед моим носом.
Бейджик, спешу с ответом. Неужели непонятно? Хотя, судя по насмешливому взгляду доктора нет. Ну, чтобы ясно было, что я лицо официальное представляю студенческий комитет, а не просто там какая девица с улицы.
Ну-ну, откровенно потешается над моей самодеятельностью главврач. Это все меняет, Аня Румянцева. Бог с ним, идемте! Время, знаете ли, не ждет!
Верным псом плетусь в ногах Шестакова по длинным и мрачным коридорам больницы. Нос неприятно щекочет запах хлорки и лекарств. Навстречу то и дело шаркают пациенты с измученными лицами, беспрерывно снуют медики, и каждый норовит отнять секунду драгоценного времени главврача. Мы постоянно останавливаемся, и Шестаков так увлеченно отвечает на вопросы, что порой забывает обо мне. Я все понимаю: он спасает жизни, но мое время тоже не резиновое. Стою как неприкаянная рядом, переступая с пяток на носки и обратно, и нетерпеливо жду, когда же мы дойдем до палаты потерявшего память Соколова.
Милочка Шестаков озадаченно смотрит на меня. Уже минут пять какой-то молодой худощавый доктор донимает его расспросами, но никак не получит нужного ответа. Палата триста восемь. Идете прямо и налево. Я подойду сразу, как освобожусь. Пока познакомьтесь с нашим потеряшкой. Ну что глазки выпучили? Не бойтесь, голубушка. Соколов у нас хоть и не в себе, но вроде не кусается.
Шестаков начинает громогласно хохотать, а худосочный доктор ему поддакивать. Дурдом! Гордо задираю нос и, развернувшись на пятках, иду, как указано, прямо и налево.
Триста восьмую палату нахожу без труда. Дверь приоткрыта, вокруг никого. А вот из самой палаты доносятся странные звуки: глухие удары сменяются протяжным и жалобным стоном. Краем глаза заглядываю внутрь и ошарашенно наблюдаю, как тот самый парень, которого я видела грязным и полуживым, что есть мочи пытается разбить стену. По телу пробегает ощутимое волнение, и былая решимость медленно испаряется. Что я здесь делаю? Зачем беру на себя непомерную ответственность? Задание студкома я выполнила: нашла Соколова, а его отсутствие на учебе и в общежитии теперь могу легко объяснить. И все же, отчаянно выдохнув, подхожу вплотную к двери и, не оставляя себе времени на «подумать», стучусь.
Вон! надрывно ревет блондин, даже не повернувшись в мою сторону, и с новой силой дубасит кулаками по стене, точно псих. А я уже начинаю сомневаться в заверениях Шестакова, что Соколов не кусается.
Привет! Все же переступаю порог и подхожу ближе, ощущая необъяснимую ответственность за состояние парня, который, к слову, живым и на своих двух выглядит сейчас куда лучше. Чистые волосы цвета спелой пшеницы непослушно топорщатся в разные стороны, рельефные мышцы рук при каждом ударе соблазнительно перекатываются, а из-под растянутой футболки виднеется кусочек замысловатой татуировки. Парень больше не кажется немощным и бледным. Напротив, он поражает своей силой и харизмой, а еще небывалой красотой, до которой в лесу мне по понятным причинам не было дела. Зато сейчас, когда, перестав наконец колошматить стену, он тяжело дышит и смотрит на меня в упор, чувствую, как робею, но в то же время не могу перестать поедать жадным взглядом его идеальную фигуру и черты лица, словно высеченные из камня.
Кажется, тебе лучше, заливаясь краской, говорю первое, что приходит в голову.
Лучше? передразнивает меня красавчик и начинает хохотать громко, до безумия отчаянно, до мурашек горько. А потом резко разворачивается и замирает. Медленно, со скоростью невыспавшейся черепахи елозит по мне затуманенным взглядом, и чем дольше он рассматривает меня, тем отчетливее читается отвращение в васильковых глазах, таких пустых и печальных, что в который раз понимаю: я взвалила на свои плечи невероятный груз ответственности. Этот парень, донельзя потерянный и отчаявшийся, нуждается в помощи, но никак не в моих нотациях.