Тем временем Костик сбросил с себя одеяло под ним было жарко, и оно кололось. Один из деревенских в темноте поскользнулся, подвернув ногу, его посадили на телегу. Ещё пришлось на телегу посадить и Григорича начал сильно отставать. Лежать в телеге Костик уже не мог, а сидеть было неудобно, поэтому он спрыгнул и пошёл рядом.
Мужики увлечённо пересказывали друг другу разные случаи связанных с молниями. Один из них вспомнил, что, когда работал в совхозе, однажды, во время грозы оказался недалеко от этой лужайки и видел, как рядом с ней били молнии, словно их что-то притягивало, но все входили в землю перед молодыми дубками, а по самой поляне не вдарила ни одна.
Я был совсем мальцом, а эти дубки и тогда были молодыми, вмешался возничий. И вот уже, считай пятьдесят лет прошло, а они так молодыми и остались совсем не выросли. Чудная, порченная та лужайка, добавил он.
У всех нашлась история, связанная или с «проклятой» лужайкой, или с ударом молнии и каждый старался ей поделиться.
Костя заметил на обочине небольшую палку, и пользуясь тем, что на него больше не обращали внимания, подотстав, начал время от времени кидать палку в темноту, чтобы Гусар принесёт обратно. Прямо перед плотиной, пёс бросился в кусты за палкой, но на что-то отвлёкся и не возвращался. Костя остановился и стал его звать. Гусар только коротко тявкнул в ответ, показывая, дескать слышу, но возвращаться не спешил.
Рядом с шоссе, напротив плотины, на том же месте, где несколько часов до этого ждали ребят после похода за скелетами, собрался «комитет по встрече». Евгения Петровна стояла вместе с сестрой Любочкой, которая её успокаивала, около них собрались ещё несколько жителей деревни, прознавших про пропажу Костика и тоже ждавших возвращения поисковой команды.
Их заметили ещё издали по мотающимся вверх-вниз лучам фонарей.
Быстро обернулись значит нашли, высказала догадку одна из находящихся рядом женщин.
Скоро донеслись и голоса. Разговор у мужиков шёл громкий, иногда сопровождался смехом.
Евгения Петровна собралась было броситься им на встречу, но её удержали сестра, а жена Григорича добавила:
Куда ты? Что бегать-то по темноте? Слышишь, смеются. Значит всё хорошо. Подожди.
Наконец спасательная команда переехала плотину, но вдруг остановилась, не доезжая шоссе, смех неожиданно прекратился. Заметив их замешательство, все встречающие перешли дорогу окружили их. Мужчины растерянно озирались по сторонам, приговаривая:
Да где же он? Куда пропал?
Где Костя! буквально рявкнула на них Евгения Петровна.
Григорич, видимо уже не в первый раз поднял одеяло, оставшееся в телеге, опять посмотрел под него и сказал:
Вот здесь вот лежал. Я его в одеяло замотал, чтоб не замёрз.
Где Костя! подымаю градус ещё выше повторила Евгения Петровна.
На телеге везли, с ним всё хорошо, было, ответил Григорич, при этом растерянно развёл руками.
Да с ним всё было нормально! подтвердил Фёдор, Просто в него немножко молния ударила, и он до вечера пролежал без сознания, а сейчас с ним всё хорошо, постарался он успокоить жену.
В мальчика попала молния, он под дождём пролежал до вечера на земле, забормотала она. И сейчас с ним всё хорошо? Ты сам хоть понимаешь, что говоришь?
Фёдор, прослушав её бормотание, и сам тоже подметил некоторые несоответствия в последних словах и поэтому решил добавить:
Я его сам ощупывал он сухой и кожа тёплая. Да его почти все щупали. Скажите ребята!
Да, да! Все щупали! Сухой, сухой был, тёплый! Не переживайте! раздалась разноголосица.
Не могло же всем померещиться! добавил Фёдор.
Да кто ж его знает? медленно и многозначительно произнёс возничий. Я давеча уже говорил порченная, проклятая та полянка-то. Испокон веков нехорошие вещи там творились
Да хватит тебе каркать! Сам, куда спешил, гнал кобылу по темноте? Я, вон, еле усидел в телеге, чуть не свалился, громко перебил Григорич. Может и Костик, где-то по дороге выпал, уже тише добавил он.
Разворачивайтесь, скомандовала Евгения Петровна.
Кто-то взял кобылу под уздцы и стал разворачивать телегу.
Стойте! Стойте! Да вот он бежит, вместе с собакой, закричала одна из женщин, указывая рукой в направлении плотины.
Все повернулись, и направили фонари на плотину. Опять ослеплённый, Костик замер.
Ты где был? Почему отстал? крикнул Григорич.
Поигрался немного, пару палок кинул. звонко прокричал в ответ Костик, пытаясь вырвать палку из зубов Гусара.
Рано тебе палки кидать! Иди уж сюда. под общий хохот ответил Григорич.
Вот видишь, добавил он, обращаясь к Евгении Петровне, с ним всё хорошо: уже, вон, пару палок кому-то кинул.
Костик не понял причину веселья, и поэтому, подойдя, с некоторой осторожностью смотрел на окруживших его смеющихся людей. Но здесь, среди улыбающихся лиц появилось абсолютно серьёзное лицо его бабушки.
Присев, она тоже, начала его ощупывать, при этом спрашивая: «Где-нибудь болит?». Костик в ответ только отрицательно мотал головой. Затем встала и, крепко схватив за руку, потащила домой, по дороге попросив свою сестру Любочку идти за ними.
Ребята, ребята не расходимся, прокричал Фёдор. По сто грамм за удачное завершение спасательной операции.
Да ладно тебе! Не надо! послышались голоса в ответ. Не за стакан вызвались. Мальца, главное, найти!
Несмотря на возгласы, что не надо, не за стакан ходили практически, никто не ушёл: всем хотелось ещё раз обсудить перипетии похода, да, и что греха таить, выпить знаменитой на всю деревню самогонки Григорича.
Правда, может не все знали, но этот напиток был продуктом коллективного творчества. Евгения Петровна делилась своими знаниями по химии, дед Фёдор делал небольшие, дубовые бочонки, где самогон выдерживался, Григорич занимался непосредственно процессом, зачастую используя для этих целей самогон, которым с ним рассчитывались за услуги. Он его ещё раз перегонял и очищал, по инструкциям от Евгении Петровны, затем выдерживал в дубовых бочках с разнообразными добавками. Сам его, практически, не пил обычно преподносил бочку в качестве подарка на свадьбу, или на крестины. Употреблял же он, вместе с дедом Фёдором, обычно кальвадос уже полностью своего изготовления и из своих же яблок.
Водружённый на телегу дубовый бочонок вызвал заметное оживление. Даже просто сам этот небольшой, литров на восемь бочонок, был для местных предметом как бы из другой, какой-то необычной, киношной жизни. А уж качество и особенности вкуса его содержимого, обсуждалось неоднократно. Мало кто из жителей деревни когда-либо в жизни пробовал коньяк, ну а те, кому всё же довелось, утверждали, что коньяк даже хуже.
Григорич вытащил из бочонка деревянную заглушку, и начал медленно вворачивать на её место маленький латунный кран от самовара. За его манипуляциями, окружающие смотрели с большим вниманием, как за каким-то специальным ритуалом, потому, как всем известно: подготовка к действу, также важно, как и само действо.
Жена Григорича вместе с помогавшей ей Лариской сестрой Генки, принесли поднос, заставленный разнокалиберными стаканами и чашками. Потом выложили немудрёную закуску: сало, мочёные капусту и огурцы, компот в трёхлитровых банках.
Возчик, выпряг из телеги и отвёл в сторону кобылу, чтобы её зад не портил аппетит, затем открыл ключом замок на своём ящике для хлеба и выложил на расстеленные на телеге газеты несколько буханок. Дед Фёдор попытался всунуть ему деньги за хлеб, но тот только отмахнулся.
Мужчины, разобрав стаканы, стали по одному подходить к Григоричу, который из крана заполнял их посуду. Потом он пригласил кучковавшихся в стороне женщин. Те поначалу отказывались, но всё же, в конце концов, поддались на уговоры выпить по капельки за здоровье Костика. Им наливал в чайные чашки, под причитания: «Хватит! Хватит!», «Куда, куда так много!».