Градусов, правда, мало, но ты все равно не налегай. И вы, Ника.
– Я вина не пью, – ответила девушка. – А между прочим, у вас здорово получается с ними беседовать.
– Ну так! – задрал нос Сумкин. – Я же того, профессионал. Я…
– Федор Михайлович! – одернул приятеля Чижиков.
– Ладно, ладно, капитан Килэки, – отмахнулся Сумкин. – Живи долго и процветай.
– Нехорошо с этим Яном получилось, – нарушила молчание Ника. – Хоть я и дала ему серебра, но немного, а человек за едой сбегал, за вином. Невежливо вышло.
– Да все нормально с ним будет, – отмахнулся Сумкин. – Ян больше нам на глаза никогда не попадется, так что можете изжить в себе комплекс вины прямо здесь и сейчас.
– Как так? – широко раскрыла глаза Ника.
– А вы что, милая девушка, думаете про всю эту секретность: не привлекать внимания, простодушные горожане, выпей, Ян, за мое здоровье кувшинчик шаосинского? – ухмыльнулся Сумкин. – Этот вот хрен, – он ткнул пальцем в сторону идущего впереди смотрителя, – очень не хочет, чтобы о нас кроме него кто то узнал. Прямо до судорог не хочет. Так что Яна мы больше уже никогда не увидим. В живых, я имею в виду.
– Не понял… – удивился Чижиков.
– Ну что тебе непонятно, старик? Прямо сейчас Ян заливает пожар души шаосинским вином…
– И что?
– Какой то ты на редкость несообразительный, старик! Я просто поражаюсь, что такая милая девушка, как Ника, в тебе нашла! Ты же…
– Федор!
– Да отравил наш новый приятель этого Яна. И все. Обычное дело.
Очевидно, Сумкин был прав: в гости к смотрителю путешественники вошли явно не через парадный вход. Этому предшествовало долгое петляние по темным улочкам, а пару раз их властный проводник останавливался на очередном углу, явно выжидая, когда разойдутся случайные прохожие; да и потом, после очередного поворота, они вышли вовсе не к высоким узорчатым дверям, а к неприметной дверке в стене, ограждавшей дом уездного чиновника.
Хозяин хлопотал вовсю: провел гостей в обширное помещение, зажег несколько бронзовых масляных ламп, послал молчаливого Суня Девятого к какому то Вану Кривому, сам же обмахнул широким рукавом халата низенький длинный стол и собственноручно уставил его посудой. Тут и мальчик слуга подоспел, сгибаясь под тяжестью двух плетеных корзин, и из них явились разные яства, коими и был мгновенно уставлен стол, а также кувшины с вином.
– Прошу, прошу! – с легким поклоном простер руки в сторону стола хозяин.
Стульев, конечно же, не было, сидеть полагалось прямо на полу, поджав под себя ноги, что путники не без затруднения и исполнили: уселись. А хозяин уже наливал из кувшина в плоские неглубокие посудины некую бурую жидкость, старательно придерживая рукав халата, чтобы не намочить его.
– Позвольте приветствовать вас в моем убогом жилище! – провозгласил смотритель, двумя руками поднимая свою посудину, и живо вылил в рот ее содержимое.
– Пить наравне с ним вовсе не обязательно, – углом рта разъяснил Сумкин сидевшему рядом Чижикову. – Чокаться даже и не тянись. Не вздумай говорить тосты. И вообще: не хочешь пить – не пей. Это нормально.
Котя с некоторым сомнением поднял диковинного вида глиняную плошку и смочил губы в напитке: вкус был рез кий, непривычный. Бражка какая то. Стоило Чижикову поставить посудину обратно на стол, как за плечом возник мальчик слуга и живо наполнил ее из кувшина.
– Ладно, беру переговорный процесс в свои надежные руки, – шепнул Сумкин и громко кашлянул.
– Позволено ли мне будет, – солидно проговорил он, прожевав кусок вяленого мяса, – поинтересоваться драгоценным именем нашего щедрого хозяина?
– Моя ничтожная фамилия Лю, имя – Бан, – с поклоном ответил хозяин.