Роби, я прошу тебя поговорить с ними. беспокойство распорядителя нарастало Так больше не может продолжаться.
Давай все же подождем. Во-первых, ты же видишь я подписываю книги, а потом все равно до конца партии поговорить не удастся.
Рядом с судейской комнатой стоял стол, за которым девушка продавала литературу, прессу, инвентарь. И если вчера покупателей было не много, то сегодня целая очередь и главным образом из-за книги Уотсона. Было объявлено, что выручка за весь тираж идет в счет турнирного комитета, а во-вторых, здесь же стоял автор, и по ходу разговора с Рубаном подписывал книги покупающим.
Но с тренером его можно сейчас поговорить?
Ты же видишь: не могу. Вон сколько людей ждут подписи.
Да! Кстати, Роби, не забудь и Рубану подписать два нет три экземпляра.
Тебе одного не хватит?
Рубану хватит и одного. Но Рубан должен сделать подарок влиятельной персоне, возможно будущему меценату нашего фестиваля.
Тут подошел Пауэр. Услышал последние слова Рубана и как всегда не смог обойтись без шутки:
Ну что, будем готовить посылку в Букингемский дворец, в Белый дом, в Кремль?
Рубан почесал ухо и часто-часто, кивая головой, сказал:
Вы смеетесь над старым евреем. Если так, сами руководите турниром, сами, все сами. Да, Рубан ради вас, ради многолетней дружбы все делал всегда и даже по субботам.
Пауэр сменил тон.
Дорогой Руби! Мы все тебя любим, уважаем твой организаторский талант и очень ценим твою жертву по субботам.
Уотсон тоже вставил словечко:
А шутим мы, потому что в нашем возрасте чем-то надо себя подбадривать. Чем если не шуткой?
Хорошо, друзья мои, Рубан остается.
Наконец где-то к четверти пятого толпа покупателей поредела и Уотсон, честно выполнив работу, решил, что имеет право посетить курительную комнату. Сначала конечно прошелся по турнирному залу, посмотрел позиции, и после этого уже направился в курительную. Эта комната пустовала редко. Но такого зрелища в разгар турнирных баталий Уотсону видеть не приходилось. Человек десять окружили единственный в курилке шахматный столик и наблюдали как Слонов и Босвел играют блиц партию. Обычно во время турнира люди анализируют играющиеся партии, но чтоб блитцевать Да и зрители при таком блице редкость: все же в зале зрелище поинтересней. Босвел сквозь клубы голубоватого дыма разглядел друга:
Роби! Ты гениальную штуку придумал! Мы сыграли несколько партий жутко интересно. Теории никакой, все на одном умении.
О чем ты?
За Босвела ответил Слонов:
Мистер Босвел говорит об идее, простите, о вашей идее переставить черного короля.
А мистер Босвел не хотел бы заняться своими прямыми обязанностями? это Пауэр строго спросил. На этом игра конечно сразу закончилась. Босвел нехотя пошел в турнирный зал. Некоторые курильщики тоже решили, что доза никотина достаточна и направились к двери.
Слонов предложил папиросу, и Уотсон с удовольствием взял, понюхал, смял воздушный фильтр и прикурил.
Скажите коллега, а не будет с моей стороны выглядеть выведыванием тайн, если я спрошу, почему ваш подопечный опять так долго думал над первым ходом?
Сам ничего не понимаю. Мы готовили сегодня с утра один вариант, а он долго думал и сыграл совсем другой.
А дело было так. Утром проснулись довольно поздно. В будни турнир начинался не в десять утра, а в половине четвертого. Чуть прогулялись, позавтракали и сели готовиться к партии, благо соперник известен, и очень силен. Ричард Бишоп. Но, во-первых, с сильными играть намного интереснее, а во-вторых, известно к чему готовиться. Партии Бишопа опубликованы в прессе, а тут еще Владислав прихватил у Уотсона несколько свежих номеров Английского шахматного журнала. Изучая это издание, друзья наткнулись на две партии, в которых Бишоп играл против Гришиного любимого построения «Волжского гамбита» и применил новое и очень сильнодействующее средство. В обеих партиях черные получали неприятные позиции. За оставшиеся до игры три часа найти опровержение возможным не представлялось, поэтому Слонов предложил Гарову «Вечное» решение ферзевый гамбит. Однако если за три часа опровержение не найти, то новый дебют подготовить тем более невозможно. Но ферзевый гамбит (не скажу любит), но знает в той или иной степени каждый шахматист. В этом построении пробить оборону черных труднее. Владислав показал кое-какие возможные хитрости и на этом направлении решили остановиться. Захочет противник сыграть на победу, немного перегнет палку и у Гриши появятся встречные шансы. Любой зрелый шахматист с удовольствием следовал бы этим путем, но в шестнадцать лет выдерживать осаду сложно и прежде всего психологически. Самому хочется в бой с гвардейцами кардинала со шпагой наголо. Когда главный распорядитель турнира перед началом партии представлял Уотсона и рассказывал о его книге, перед глазами юноши всплыла комната с портретами чемпионов и даже показалось, что ему подмигнул сам Капабланка! И тут подумалось: неужели стоило приезжать на такой турнир, чтобы трусливо сидеть в глухой обороне. И когда Бишоп сделал первый ход, захватив центр ферзевой пешкой, Гриша крепко задумался: как уклониться от нового, сильного варианта, но при этом получить обоюдоострую позицию. Вот он (мысленно конечно) избирает «Волжский гамбит», жертвует пешку, белые ее едят, но дальше играть как обычно нельзя очень уж сильна новинка Бишопа (а может Уотсона, его тренера?). И вдруг Гришу осенило! А что если нанести удар по центру. Начинается сложнейшая тактическая перепалка. А пускаться в такие дебри можно только представляя последствия. И как этот удар не пришел в голову дома в Москве или хотя бы сегодня утром! Можно было бы не торопясь, с тренером расставить фигурки и прикинуть возможности. А тут не варианты, сплошной бурелом! Надо считать ходов на десять вперед, мыслимое ли дело! И на каждом ходу легко зевнуть удар.
Но мозг штука хитрая, а у шахматиста особенно. Капабланка, например, часто ошибался в анализе после партии. Многие находили ошибки в его статьях, комментариях, книгах, но попробуйте, отыщите ошибку в его партии. Он почти не ошибался. Помните? Сверх концентрация.
Двадцать пять минут прошло, а Гриша все думал. Решение он уже принял. Просто перепроверял. Наконец к исходу получаса черный королевский конь вышел на боевую позицию. Гриша откинулся на спинку стула, посмотрел по сторонам. Надо было дать мозгу небольшую передышку. Сейчас Ричард вернется, отшлепает три известных в теории хода и получит новинку (редчайший случай!) придуманную за доской. Вот тут начнется битва! Но соперник продолжал гулять по залу. Наконец увидел, что идут его часы, подошел и уверенно передвинул слоновую пешку. И тут на четвертом ходу Гриша раскрывает свои карты. Новинка на четвертом ходу огромная редкость. Во многих дебютах новинки начинаются хода с двадцать пятого, а тут четвертый ход! Конечно, Бишоп погрузился в размышления. У него были все основания думать, что получасовое раздумье не более чем спектакль, чтобы вывести его из душевного равновесия, усыпить бдительность, а тут еще и новинка. Кто знает, а вдруг она подготовлена дома и белых на каждой клетке поджидают мины. И тут, как в русской сказке, три дороги. Налево пойдешь, коня потеряешь, направо, еще чего-то произойдет. А дорогу выбирать надо. И он выбрал путь, как ему казалось, понадежнее. Было у Гриши предчувствие, где-то в глубине души, что так и произойдет. Вообще у него была такая способность предугадывать действия соперника в минуты сверх концентрации. Тут-то гром и грянул. Такой начался обмен ударами, что зрители столик обступили. Шахматисты, как по зову волшебной флейты, устремили взоры на доску фаворитов.