Пошли, Грег. У мистера Уотсона новый любимчик. Спокойной ночи!
Поднялись вместе с Алмондом и ушли. Перед тем как закрыть дверь сквозь проем еще раз зло посмотрел на Гришу.
Ну вот! Мистер Гаров, это он к вам меня так ревнует. Еще, не дай Бог, подумает, что я вас буду готовить к партии с ним. Что скажешь Босвел?
Сосед Пауэра нехотя вытащил изо рта сигару:
Да, Ричард парень впечатлительный.
Пауэр как всегда решил пошутить:
Для шахмат самое главное, что без драки.
Босвел попытался конкурировать с Пауэром в чувстве юмора и как обычно не очень ловко:
Бишоп джентльмен, да и потом разве можно допустить, чтобы побили нашего гостя из Москвы.
Слонов в стороне не остался:
Ну, кто кого побил бы вопрос спорный.
Точку в дискуссии поставил хозяин:
Вот видите, Барбара, живое подтверждение моих слов.
Не успела журналистка о чем-либо спросить, как игравшие в карты тоже собрались уходить. Причем попрощались один по-немецки, второй по-французски, а третий на каком-то неизвестном наречии. Уотсон каждому ответил на его языке. Остальные просто кивнули.
Когда дверной колокольчик прозвонил за последним ушедшим, журналистка снова взяла инициативу в свои руки:
Мистер Уотсон, еще я хотела бы покопаться в прошлом. Ведь вы прошли войну, лагерь.
Ваш вопрос ну это к турниру не относится.
Увидев недовольство на лице друга, Пауэр тут же вступился и как всегда шутливой форме:
Мистер Уотсон хотел сказать, что это так же вовремя, как если бы вы, кушая ростбиф, обсуждали достоинства пудинга или яблочного джема. Наш друг Босвел так и делает и вот результат и он показал на огромный живот Босвела. Рассмеялись все, а толстяк Босвел больше всех.
Если вас так уж интересует эта тема, хозяин перевел беседу в серьезное русло Поднимите газеты, журналы. Я столько об этом уже говорил, что новое вряд ли вам расскажу. О книге, о шахматистах, пожалуйста. На время турнира мое внимание только шахматам.
Странно мистер Уотсон. Но сегодня я не видела вас в турнирном зале.
Сегодня Воскресенье. Тур начинался утром, а я в это время в церкви был.
Показалось, что журналистка потеряла интерес к собеседнику, но вдруг напоследок возник вопрос:
А как ваше христианство сочетается с шахматами?
А в чем проблема?
Но ведь в древности шахматы запретили.
Запретили? Пауэр тут как тут И кто запретил? Александр Македонский или Калигула?
А вы шутник мистер Пауэр. Один из римских Пап. Признал их (точно не помню), но что-то типа не богоугодным занятием.
Уотсон пожал плечами и непонимающе скривил губы:
Я не католик и не знаю факта, о котором вы говорите. Могу лишь предположить, что какой-нибудь Папа проиграл пару партий, вот и отреагировал. К вере в Бога это не имеет никакого отношения.
Аминь сказал Пауэр и допил коньяк Пора домой, а то миссис Пауэр подумает, что я прогуливаюсь с молодой девушкой.
Пошли, пошли поднялся Босвел Заодно проводим мисс Скоулз и твоя жена будет недалека от истины.
Спасибо джентльмены. Я вам очень благодарна, но не хочу сеять раздор в семье мистера Пауэра. Мой отель рядом, а проводит меня мистер Слонов, если это не трудно.
Ну, какой мужчина в подобной ситуации откажется. Слонов только шепнул Грише: «Я скоро вернусь» и тут же вскочил. Следом собрались и ушли блитцёры. Каждый вежливо попрощался.
Высокий длинноволосый молодой человек Джонатан Спилмен в представлении не нуждался. Гриша его хоть и не сразу, но узнал. Еще бы! Восходящая звезда английских шахмат. Да и спутать его сложно. Эта прическа, и эти круглые профессорские очки. Джонатан был лет на пять постарше Гриши и уже успел понюхать пороху в больших сражениях. Казалось бы, молодые должны перенимать опыт у старших. Ан нет! Уотсон и Спилмен просили Гарова поделиться с ними: как он вывел Алмонда из душевного равновесия и так быстро выиграл. Это что, какая-то разработка психологов? Когда же Гриша рассказал правду, Уотсон хоть и не доктор поставил диагноз: Алмонду надо нервы лечить. Спросили про дебют. Гриша, умолчав об обстоятельствах, честно ответил тренер показал. Легок на помине. В дверном проеме показалось улыбающееся лицо Слонова.
Я не поздно?
Ну, вот еще поздно! В самый раз. Только что переместились от камина к шахматному столику и начали разбирать партию. Даже не столько партию, сколько её начало, дебют важнейшая вещь! Не получишь по дебюту перевеса, поди потом погоняйся за королем соперника! Поэтому дебют изучают. Посвящают ему целые тома, энциклопедии, монографии. Говорят, что недалеко то время, когда дебюты будут настолько изучены, что невозможно станет играть на победу. Ничейная смерть. Страшная штука.
Закончив обсуждать партию, перешли опять к камину. Грише особенно нравилось смотреть, как Уотсон перемещает свое кресло нажатием кнопки. Очень кстати оказался коньяк принесенный Владиславом. Старшее поколение воздало должное выдержанному напитку. Молодежь приступила к чаю с печеньем.
И вот тут-то и возник разговор: возможна ли ничейная смерть? Молодые категорически отрицали такое развитие шахматной истории. Мнения старших разделились. Слонов верил, что на его век шахмат в нынешнем виде хватит вполне. А Уотсон вспомнил Капабланку. Ведь Капа был первым, кто предсказывал ничейную смерть, а ошибался он редко. Что делать если все же подобное произойдет? Гриша пожал плечами. Джонатан напомнил про идею Давида Бронштейна поменять местами все фигуры. На что Владислав резонно заметил исчезнет гармония. Да, это будут шахматы, но хаотичные, непривлекательные. И конечно все трое посмотрели на старшего. Пусть он в квалификации немного уступает им, но очень опытен, а опыт не заменить ничем. И Уотсон, воздав должное древнему напитку, согласился с Владиславом, что менять местами все фигуры не надо. И тут его осенило! А что если менять не все фигуры, а только две. Взять да поменять местами черного короля с ферзем. Как просто! Все остается как раньше, только полностью меняется теория дебютов. Начинается с чистого листа!
Глава 11
В которой встречаются два главных соперника.
Послушай Роби! Мне нужно с тобой очень серьезно поговорить. еле слышно прошелестел главный распорядитель турнира Стюарт Рубан Ты все же большой авторитет, к тому же знаешь русский и тебе проще найти к ним подход.
А что случилось? так же тихо без нарушения турнирной дисциплины прошептал Уотсон.
Творится самое настоящее безобразие. Русские используют технологии КГБ.
Да что ты? Что уже кого-то завербовали или похитили?
Ты все время шутишь с Рубаном, друг мой, а Рубану не до шуток. толстяк, когда хотел быть особенно убедительным, говорил о себе в третьем лице Вчера этот Гаров довел до истерики Алмонда.
Уотсон кивнул: знаю.
И ты так спокойно к этому относишься? Русский чуть ли не полчаса думал над первым ходом. И если б думал! Это просто какие-то разработки психологов из КГБ, я уверен.
Да брось, дружище. Все проще гораздо. Он действительно думал над первым ходом. И больше ничего. успокоил его Уотсон.
Откуда ты знаешь? не унимался Рубан.
Да от него самого.
И ты поверил?
А почему мне не верить?
А тогда скажи мне, почему твой ученик Бишоп, гордость нашего города, носится по залу с бешеными глазами.
Где?
Да вон там, в правой части зала, где детский турнир.
И действительно Ричард Бишоп ходил от столика к столику, наблюдая за игрой детского турнира, а около его доски тикали часы его соперника, Гарова. Гриша опять думал над первым ходом. Разница состояла в том, что вчера он играл белыми, а сегодня черными. Ровно в 1530 судья дал гонг, и Бишоп, поприветствовав партнера, сделал свой обычный ход, отправил в бой белую ферзевую пешку, переставив ее с клетки D2 на D4. И тут Гриша, выражаясь шахматным языком, уснул. Подогнул ноги под стул, локоть уперся в стол, а кулак в подбородок. Интересно с кого Роден ваял своего «Мыслителя»?