- Так вот вы какой, новый барон! - промолвил Кнут. Сесть Иванову он не предложил, хотя сам сидел. За спинкой его кресла стояли молодой витязь, очевидно оруженосец, какой-то монах в перемазанной рясе и воин впечатляющих размеров с соответствующим мечом на поясе. - Красавец, ничего не скажешь. Наверное, все бабы по вам сохнут.
- Это их проблемы, - гордо ответил Антошка.
- Конечно, не мои, - согласился де ля Кнут. - Мне главное, чтобы положенная доля вовремя приходила, а с кем вы развлекаться соизволите, дела нет. Хоть с девочками, хоть с мальчиками. Короче, будете ли вы так любезны отстегивать мне положенное?
- Не соблаговолите ли сообщить, уважаемый граф, в честь чего? - Кулаки Антошки давно чесались и нестерпимо хотелось перебить графу еще что-нибудь, кроме носа.
- Фон де Лябры всегда платили де ля Кнутам, доблестный братан, - с оттенком задушевности поведал граф.
- Бароны - безусловно, но я еще и князь Берендейский, - гордо напомнил Иванов. - А князь, как вам при вашей мудрости, несомненно, известно, покруче графа будет. Еще вопрос, кто кому отстегивать должен.
Антошка перехватил восторженный взгляд своего оруженосца и горделиво положил руку на рукоятку меча.
- Да вы что, благородная сявка? На кого пасть раскрыть соизволите? Вконец оборзели, братан? Имейте честь разуть ваши благородные зенки! Я рыцарь в законе! - едва не подавился от возмущения граф и в доказательство выставил вперед ногу с золотой шпорой.
- Я тоже. - Уточнять, какая сходка возвела его, Антошка благоразумно не стал. Благо шпоры у него тоже были золотыми, взятыми из кладовой его тестя. Но на всякий стучай коснулся пальцем зуба и с показной запальчквостью изрек: - Век свободы не видать!
Де ля Кнут озадаченно хмыкнул и покосился на герольда:
- Что скажешь, Бычий Хлыст?
- Вообще-то князь - титул немалый. Тут надо хорошо подумать, - уклончиво промямлил герольд.
- А ты, святой отец? - спросил де ля Кнут у монаха.
- Все в руках Божьих. - Монах закатил глаза к потолку, словно Божьи руки могли появиться именно там.
- А что? Божий суд - это неплохо! - усмехнулся граф. - Давно я не имел счастья укоротить кого-то на целую голову!
Антошка скромно промолчал, что сам он проделал подобный фокус совсем недавно - и как раз с предыдущим бароном. Еще подумают, что он хвастается!
- Ну че, доблестный братан? Не соизволили передумать? - Граф поднялся с кресла и, разминаясь, повел плечами. Судя по их ширине, хозяин вполне мог играючи перебить хоть сотню баронов.
- Думает пусть лошадь. У нее голова большая.
- У нее-то большая, но у вас она тоже одна. Или имеете другую в запасе?
А вот шуток над собой Антошка не понимал и не терпел. Преисполнившись благородного гнева, он продемонстрировал понимание манер и бросил в лицо де ля Кнуту перчатку. Точнее, не перчатку, а латную рукавицу. Ну не было у Антошки перчатки, не было! Он же не франт какой, а обычный витязь!
Жест получился эффектный и точный, разве что излишне сильный. Перчатка звучно припечатала де ля Кнута, и тот отлетел, рухнул на пол да и затих, как футболист от едва задевшего его соперника.
- Пахана?! - Бугай позади кресла вытянул из ножен меч и угрожающе шагнул к Антошке.
Нельзя сказать, что Иванов горел чрезмерным желанием биться с безродным кнехтом, но делать было нечего, и пришлось принять боевую стойку. Сзади обнажил оружие Джоан, спереди - графский оруженосец.
Мечи готовились скреститься в смертельном танце, когда раздался громкий голос монаха:
- Стойте! Суд Божий свершился! Господь зримо явил нам свою непреклонную волю!
Все поневоле застыли, не понимая, с какой стати монах встревает не в свои дела?
- Благородный и высокочтимый граф де ля Кнут мертв! - торжественно оповестил служитель церкви.